годовом отчете Александровского отдела сестер Красного Креста за 1879–80 года, по окончании военных действий решено использовать денежные средства, оставшиеся после закрытия склада Комитета с целью «учреждения и содержания отдела для подготовки сестер Красного Креста, путем обучения в мирное время и ухода за больными в госпиталях, больницах и частных домах, к деятельности их на театре войны». Создание отдела было одобрено Главным управлением общества Красного Креста и его покровительницей – императрицей Марией Александровной (Беляков Н.А. и соавт., 2005).

Мария Александровна обладала огромным количеством драгоценностей, но надевала их лишь изредка. Она давно отказалась от дорогих подарков и соглашалась принимать их только от мужа. Золото, бриллианты превращала в деньги, которые жертвовала в пользу Церкви, сирот, раненых, больных…

Шли годы, у царственных супругов родились шесть сыновей – Николай, Александр, Владимир, Алексей, Сергей, Павел и дочь Мария. Как и любую другую, императорскую семью посещали болезни, огорчения, смерти. Пребывание Александра II в Польше в октябре 1860 года было прервано горестным известием об опасном обороте, внезапно происшедшем в болезни вдовствующей Императрицы. Александр тотчас оставил Варшаву, а гости его разъехались оттуда уже после его отъезда. Государь спешил к умирающей матери и прибыл в Царское Село 16 октября. Три дня спустя, 18 октября, Императрица Александра Федоровна мирно почила, окруженная всеми членами царской семьи, а 5 ноября тело ее предано земле в Петропавловском соборе, рядом с гробницей Николая I. В духовном завещании Государыня посвятила трогательные строки Августейшим детям: «Если по смерти моего Императора и несказанно любимого супруга я не пала под тяжестью несчастья, то только благодаря нежной заботливости, которою окружили меня в тягостные часы мои дети.

Любовь их поддержала во мне жизнь, а в особенности попечительность и нежность возлюбленного сына моего Императора Александра. Поддержанная святою любовью детей, я была в силах перенести жесточайшие удары судьбы и пережить супруга, жизнь которого была моею жизнью. От глубины сердца благодарю вас: тебя, дорогой сын мой Александр, тебя, нежно любимая невестка Мария, и вас всех, мои столь же любимые дети; ваша истинная, искренняя любовь поддержала жизнь мою. Да воздаст вам за это сторицею Небо, вам и вашим потомкам» (Татищев С.С., 2003).

* * *

При анализе архивов РГИА, относящихся к царствованию Александра II, я, естественно, прежде всего обращал внимание на отражение в документах деятельности придворных врачей, осуществлявших лечение Государя и его семьи. В соответствии со Справкой, имеющейся в деле 361 (Ф. 469, оп. 1.) в 1859 году в соответствующем штате значились: Михаил Маркус (Управляющий Придворной Медицинской частью), лейб-медики Эмилий Рейнгольд, Иван Енохин, Филипп Карелль, Иван Гауровиц, лейб-акушер Яков Шмидт. В этом списке уже не упомянут тяжело заболевший лейб-акушер В.Б. Шольц, с именем которого связаны практически все роды Марии Александровны. Мнения современников о нем были различны. Язвительная А.Ф. Тютчева (1990) в дневнике от 2 ноября 1858 года отметила: «…доктор Шольц вернулся из-за границы, где он провел лето для восстановления здоровья… он стар и отстал от науки. Кроме того, в нем мало благородства, он лжет и льстит, это большой царедворец, а врач, прежде всего, должен быть честным и независимым». Скупые слова приказа № 36 от 25 декабря 1859 года по Министерству Императорского Двора: «…увольняется от должности, по расстроенному здоровью, состоявший врачом при Государыне Императрице и Августейших Детях Их Императорских Величеств, Лейб-Акушер, Действительный Статский Советник Шольц, с назначением почетным Лейб-Медиком… ему назначен пенсион, полностью соответствующий сумме всех получаемых им выплат при осуществлении работы…» (около 5,5 тысяч рублей серебром в год – Ю.М.). Гораздо информативнее свидетельствует об отношении к своему врачу личный Рескрипт Императрицы от 7 января 1860 года: «Василий Богданович! С искренним сожалением известясь о крайней для Вас необходимости оставить службу, по расстроенному здоровью, и с прискорбием изъявив согласие на увольнение от занимаемых Вами обязанностей… я не могу ныне не исполнить сердечной потребности выразить Мою признательность за ревностную службу Вашу во время почти 20-летнего состояния при Мне и за попечения о здоровье Любезнейших детей наших… Пребываю Вам всегда благосклонная Мария»[206].

В 1860 году после рождения сына Павла, восьмого ребенка, врачи предупредили: следующие роды для ослабленной физически женщины могут стать смертельным риском. Повторилась история Императрицы Марии Федоровны… С тех пор все чаще придворные видели «печальный взор утомленных глаз», «грустную усталую улыбку на бледном лице», «глубокое страдание» (Васильева Л.Н., 1999). Мария Александровна еще больше ушла в себя. Врачи, лекарства, процедуры, консилиумы, поездки «на воды» заняли существенное место в ее жизни. Она вынуждена была ежедневно заниматься специальной лечебной гимнастикой, направленной на улучшение дыхания.

К сожалению, сырой и холодный климат Петербурга не был благоприятен для немецких принцесс, появившихся на невских берегах. Редко кто из них достиг семидесятилетнего возраста. В молодости погибли от осложнений родов супруга царевича Алексея, затем и Павла I (Вильгельмина Гессен-Дармштадтская). Екатерина II в первые годы жизни в России так жестоко болела простудными и инфекционными заболеваниями, что врачи не раз опасались за ее жизнь. Елизавета Алексеевна (урожденная принцесса Баденская Луиза-Мария-Августа) так и не адаптировалась к климату России, умерев в возрасте 46 лет. Немецким принцессам в приданое перед поездкой в Россию традиционно давалось плюмо – небольшая перина из шелка, набитая гагачьим пухом, чтобы покрываться ею поверх одеяла. В Петербурге принцесса получала дополнительный утеплитель – салоп. Он изготовлялся из темного шелка с теплой пуховой подкладкой. Салоп обычно клали поверх одеяла для того, чтобы при вставании ночью его можно было быстро надеть в рукава без угрозы охладиться… А.Ф. Тютчева (1990), вспоминая о гувернантке юной Марии: «волосы поседели за несколько дней во время болезни принцессы, когда ей было 12 лет; она перенесла воспаление легких, будучи на волоске от смерти». Далее знаменитая фрейлина вспоминала: «Петербургский воздух коварный – она рано заболела грудной болезнью, которая со временем свела ее в могилу». Фрейлина оставила подробный словесный портрет Марии Александровны, коррелирующий с сохранившимися парадными изображениями: «…не belle-Femme – слишком для этого высока и худощава… исключительно элегантна, точь-в-точь изящная фигура немки со старинной гравюры. Волосы, нежная кожа, большие голубые глаза великолепны… Черты лица не классические, профиль и нос – тоже. Рот слишком тонок, губы сжаты. Выражение лица невозмутимо спокойное – ни восторга, ни возмущения – не прочесть. Улыбка несколько иронична, контрастна наивному выражению глаз…».

Наряду с климатом, предрасполагающими к заболеваниям дыхательных путей и легких стали некоторые привычки Марии Александровны, о которых вспоминала А.И. Яковлева (1888): «Бывало, она вернется с прогулки усталая, разгоряченная, торопится переменить платье на шлюмпер