автоматов. Я вышел на «Горбунка», и он навел туда наши АГС, чтобы поддержать эту группу. Минометы в такой ситуации из-за сильной погрешности мы использовать не могли, чтобы не зацепить своих. Ребята «Горбунка» подавили укреп, и группа «Шота» продолжила движение.

Пробившись практически вплотную к «Общежитию», мы стали поливать его из всего, что было в арсенале. Наши бойцы по обыкновению расстреливали его из гранатометов, по нему отрабатывал танк, который складывал верхние этажи, выкуривая оттуда снайперов и пулеметчиков. Володя скоординировался с «Пятеркой», и благодаря совместным усилиям они заскочили на позицию с тыла и выбили оттуда оставшихся украинцев.

На мою позицию вышел «Пруток», который ходил в подвал по своим делам. Это был бывалый боец, который воевал во взводе с самых первых дней и уже имел три ранения. Позапрошлой ночью я слушал его переговоры с «Горбунком». Тогда он со своей группой попал в крутую переделку, и я уже думал, что больше не увижу его. Но, как иногда это бывает на войне, мои предчувствия не сбылись. «Пруток» стоял передо мной живой и невредимый.

— Привет, «Пруток»! Как ты?

— Привет. Да вроде хорошо все. Бой только тяжелый был.

Я же после ранения в голову.

Он потрогал рукой висок.

— Когда брали тогда угол этот, где норы были у украинцев на западе, мне там в голову осколок прилетел.

— Да, я помню, Мы же с тобой виделись.

— Точно. Тогда мне повезло. Каска остановила осколок. Врач в госпитале, который голову резал, сказал: «Если бы не шлем, был бы “двести”». А так я даже сам вышел оттуда, на своих ногах.

— Слышал ночью, как воевали. Наверное, думал, что все, не выберешься?

— Да особо некогда думать было.

— Согласен. Мы с «Каркасом» в такой же жопе были.

Он слушал меня и спокойно покачивал в знак согласия головой.

— А у вас что там случилось? — заинтересовался я их ночным штурмом, в котором им удалось не просто выжить, но и обыграть украинцев.

— Да я после ранения был три дня в группе поддержки.

А после меня в группу на передок перевели, — обстоятельно и спокойно стал рассказывать он. — Командир группы неопытный был. Они там штурмовать пошли и погибли.

Он развел руками.

— Рацию вынесли и отдали мне. Вот я и стал командиром. Ну вот такие моменты.

— Да, я тоже командиром быть не собирался, — вспомнил я, как с подачи «Птицы» стал «комодом». — А с губой что?

— Пуля рикошетом. Там такое место неудобное. Нужно было проскочить перед калиткой и вот зацепило.

Он пошевелил губой и сморщился от боли.

— Но штурм этот надо было завершить. По ту сторону дома у нас тоже были остатки другой группы, которая, получается, начинала штурм этот. А мы уже шли на подмогу. Но это меня ранило еще до того, как я стал командиром.

— Я уже запутался, — потерялся я. — А ночью-то, что у вас вышло?

Задумавшись на секунду, он стал рассказывать:

— Мы шли штурмом на запад с моей группой. На конце квартала, как правило, занимаем дом и базируемся, чтобы ночь пересидеть и дальше. Слева, получается, по кварталу не было никого. Моя пятерка крайняя.

Я видел по мимике, что в его памяти прокручивается целое кино с участием его группы.

— Налево, получается, противник. Но мы не знали, на каком они расстоянии и где они. Мы забазировались. «Горбунок» мне дает команду занять круговую оборону и держать ее до утра.

У меня, получается, спереди, через дорогу, в квартале противник. И слева от меня противник.

— Как и мы тогда в полукольце. Надо же какое совпадение.

— Ночью на усиление присылают еще одну группу молодых. И мне командир дает указание: «Так как они молодые, провести эту группу на два дома влево в сторону противника. Показать, как забазироваться, и держать круговую оборону.

И все остальное».

«Пруток» остановился и, удивляясь самому себе, продолжил:

— И я в тот момент… Не знаю, я не дал приказ бойцам, чтоб вели. Я принял решение, с согласия «Горбунка», что отведу их лично.

— Самому делать надежнее. Я тебя понимаю.

— В общем, ночью я беру эту группу и начинаю вести их через зады — через огород. Возле нас стоял двухэтажный дом.

Я изначально командованию говорил, что, по-моему, там противник. Потому что он стоял спина к спине. Я слышал там шорохи вроде какие-то и разговоры. И когда я повел, получается, мимо этого дома, мы попали под жесткий обстрел. Все из-за сетки этой, рабицы, которая огораживала огород. Я, увидев издалека, где она была чуть приспущена и, соответственно, наступив на нее, переходил. Я шел первым, хотя было такое указание, что командиры идут последними. А за мной командир этой группы. Темно было, и я решил сам первым идти. И вот только перелезли через сетку и, видимо, они заметили и из пулемета с двадцати метров по нам стали стрелять.

«Пруток» посмотрел на меня, как бы не понимая, как это тут так все получается на этой войне и продолжил:

— То есть два человека у нас сразу было «двести». Вот представь, мы проходим мимо дома… По ровной дороге прямой.

По «открытке». И по нам начинается огонь со всех сторон.

С пулемета, с автоматов. Кое-как мы успеваем… Я всем кричу команду: «В дом все!». Так забегаем в следующий дом, в котором я и должен был их закрепить. То есть группа эта молодая.

И у нас с собой не было ни гранатомета, ни пулемета. В основном, легкое оружие.

— А гранаты?

— Были. И вот мы, получается, полночи перекидывались с ними гранатами. А та группа остается у меня без связи — радиостанция-то со мной.

— Я, кстати, к вам вчера приходил, когда ты отдыхал.

— И вот мы всю ночь вели с ними перестрелку. Всю ночь мы держали, получается, с трех сторон оборону. Получается, сбоку дом был с противником, следующий был дом с противником, и через дорогу был тоже противник у нас. То есть в окружении были практически.

— Прижали вас, в общем.

— Потом командир мне дал приказ, чтобы я вылез с другой стороны и задами прошел к своей команде. Чтобы мы с двух сторон их задавили. Вот я до утра пытался, делал вылазки, но были они все неудачными.

— Храбрый ты мужик, «Пруток».

— Я через командира попросил сзади стоящую группу, чтобы кто на рации подошел и сказали моим. И вот мы с двух сторон по рассвету с согласования командира начали атаку еще раз плотную. То есть моя группа вышла в огород,