Шрифт:
Закладка:
— Это по нам? — спросил я, когда услышал, как пуля ударилась в стену.
— Хер его знает, но лучше поискать другую дорогу.
По дороге на позиции «Циклоп» мы встретили наших ребят из РЭБ, которые настраивали свое оборудование.
Пройдя дальше, мы обогнали группу эвакуации, которая несла «двухсотого». Еще дальше натолкнулись в темноте на двух бойцов, несущих на передок боеприпасы. Ночная жизнь вошла в свои права, и обе стороны активно пользовались темнотой для подпитки групп и произведения бытовых мероприятий, без которых воевать было невозможно. На западе был слышен скрежет гусеничной техники противника, как будто это было в ста метрах от нас.
— Ночная жизнь как в любом мирном городе, — подумал психолог.
— Только там ночью тусуются по кафе и клубам, а тут мы тусуемся по местности, напичканной минами и другими средствами убийства людей, — возразил ему вояка.
— Ничего, наступит еще праздник.
— Уверен?
— Ладно. Пошли лучше дальше молча.
После второй ходки с «Каркасом» я увидел, что он устал, и отправил его отдыхать. Я взял с собой молодого бойца с позывным «Лев». Ему оставалось десять дней до конца контракта. Двадцатипятилетний высокий пацан из нашей разведки, которой командовал «Серебруха». Мы вышли с ним с позиций и понесли очередные шесть раций.
— «Констебль», а ты откуда? Правду говорят, ты из Москвы?
— Угу.
— А еще говорят, что ты психолог? Не врут?
— Нет.
— А зачем ты сюда поехал? Тебе что жить скучно? — не успев получить ответ на один вопрос он тут же задавал мне другой.
— Знаешь, «Лев», я так устал. Давай просто помолчим. Просто будем идти и молчать, — ответил я и умоляюще посмотрел на него.
— А что, командир? Я же это… Не надо отвечать. Можно я просто буду говорить, а ты можешь даже не отвечать?
— Нет. Ты когда говоришь, ты так задаешь вопрос, что мне тебе надо отвечать. А сил у меня нет. Я прошел за эту ночь тридцать километров. У меня гудят ноги. Это пятая ходка с тобой.
— Понял, — сказал он расстроенно.
Всю оставшуюся дорогу я слышал сзади себя, как «Лев» шепотом разговаривал с собой, пытаясь так справляться с напряжением. Он был из тех людей, которым жизненно необходимо говорить, когда им становилось тревожно или когда, их переполняли чувства. Через полчаса я привык к его бормотанию, и он перестал мне мешать думать о своем. Я погрузился в медитативное состояние без времени и пространства. Переставляя ноги, слушая на автомате небо и просматривая землю, чтобы не споткнуться, мы добрались до позиции. По прибытии я отдавал станцию, перепроверял номер и шел дальше. Сходив семь раз туда и обратно, я пришел в свой домик и упал, чтобы поспать хоть пару часов до утра.
Дела военные
На следующий день группы пошли штурмовать дальше.
Я сидел и смотрел, как они штурмуют, и корректировал их по рации. Володя руководил всеми операциями, а я был командиром на передке. Один из неопытных бойцов подкрался под самое окно дома и замешкался с усиками гранаты и не смог сразу забросить ее в окно. Пока он возился, из окна высунулся ствол и сверху выпустил очередь. Одна пуля попала в него, и он упал. Командир его группы, молодой бурят с позывным «Брейлик», попытался помочь и прикрыть, чтобы он мог выскочить, и был убит.
— Блядь! — вырвалось у меня. — Да как же так?
— Убили, — констатировал факт смерти «Пегас».
«Брейлика» было очень жаль. Он был классным парнем и был богом гранатомета. Научившись стрелять из него у «Горбунка», он стал использовать его с огромным мастерством и удовольствием. Он мог выскочить на «открытку» и навскидку закинуть термобар в окно со значительного расстояния. Откуда у него брались силы было неясно. Роста в нем было максимум сто шестьдесят сантиметров и никакой особой мускулатуры. Даже став командиром группы, он не перестал самостоятельно выполнять роль гранатометчика. Он, как и все буряты, воевал отлично.
Я грустил и злился одновременно на то, как глупо погиб хороший человек и боец. Он рисковал своей жизнью сотни раз, всякий раз выходя из боя живым и невредимым. И вдруг, как будто исчерпав лимит своего везения, вот так просто упал мертвым. В этом была величайшая несправедливость войны. Всякий раз, когда на моих глазах происходила такая смерть, во мне нарушалось доверие к миру и становилось понятно, что здесь нет никаких любимчиков судьбы. Нет никакой справедливости и исключений не будет. Ты можешь погибнуть в любой момент, не взирая на везение и все свои заслуги. Все происходило как в сериале «Игра престолов», где любой герой мог умереть без объяснения причин.
В этот момент пришел Леха «Магазин». Он по-прежнему руководил группами подноса всего необходимого. В его задачи входило прокладывать новые логистические пути к отодвигающимся позициям на передке.
— Здорово, «Констебль»! Как думаешь, где лучше проложить дорогу? — с улыбкой обратился он ко мне.
— Я не знаю! — сорвался я на него. — Я всего второй день тут, и за это время постоянно что-то происходит. Погиб Артем, погиб «Брейлик». Я не знаю, где тебе лучше прокладывать дороги! — сливал я на него свое напряжение.
Я понимал, что Леха мой друг. Что я сейчас не прав.
Но ничего не мог с собой поделать. Крик стал какой-то естественной и, казалось, единственной возможностью коммуникации. Чувств было так много, и они так часто менялись от отчаяния до безразличия и от злости до апатии, что их некуда было девать. Леха разозлился, но не стал ругаться со мной и просто ушел.
«Ну и хрен с тобой, “Магазин”!» — подумал я, понимая, что просто не потянул напряжение после госпиталя.
— Извиниться бы нужно… — подал слабый голос мой психолог.
— Не могу! Может, после.
В это время группу, которой командовал «Шот», зажали в одном из домов, занятых ими, и он начал паниковать, как это часто бывает с необстрелянными бойцами.
— Нас зажали! По нам лупят со всех сторон!
— «Сексшоп» — «Констеблю»?
— «Констебль», он «Шот», — вышел на меня «Горбунок».
— Пока он моросит, он «Сексшоп», — ответил я, пытаясь разрядить атмосферу. — «Сексшоп», доложи обстановку? Кратко и без истерики. Кто палит? Где?
«Шот» успокоился и обозначил дом, в который они заскочили, обнаружив слева от него мощный украинский укреп, из которого их и поливали из пулемета и
