про «Бороду», — усмехнулся он. — Он ножом тебя не подрежет?

— Пусть попробует.

— А так что еще?

— Да… С «Джуисоном» тут заплет был один, но мы ему дали возможность перевоспитаться.

У нас был дом, где складировали рюкзаки бойцов. «Джуисона» поймали на крысятничестве. Он втихаря вытаскивал сигареты из этих рюкзаков. И сигареты-то были обычные, которые были у него. Пацаны, чтобы не чинить самосуд, привели его к командиру. «Джуисону» было пятьдесят семь лет, из которых он больше двадцати отсидел в зоне. Он просидел весь свой контракт на «Пивбаре», выполняя задачи с группами подпитки. Обычно, когда «Магазин» с «Дедом» уезжали на ротацию, он был за них.

— Ты для чего это сделал? — искренне недоумевал «Крапива». — Не хватает тебе курева, так подойди ко мне, кто бы тебе отказал?

— Пацаны… Убейте меня. Бес попутал.

— Убейте? «Джунсон», ты хочешь пойти опять легким путем. Ты должен осознать свою вину перед коллективом, прожить свой позор и вынести урок.

— Зуд просто был, командир. Мне нужно было что-то спиздить. Я же не могу не воровать.

— Так пошел бы у украинцев спиздил бы что-то. У своих-то зачем? Тебе пятьдесят семь лет. У тебя дочь есть, ты рассказывал. А ты из-за пачки сигарет такую херню творишь.

«Крапива» заметил, что впервые тогда столкнулся с зависимостью от краж и криминального образа мышления, хотя слышал про это. Передо ним стоял больной человек, неспособный контролировать свои позывы к кражам. Его зависимость от присвоения чужого была выше его принципов и напоминала наркоманию или алкоголизм. Понимая, что из-за крысятниче-ства он потеряет какой-либо авторитет и превратиться в изгоя, он не мог остановиться.

— Командир, дай мне шанс. Пацаны…

«Джуисону» дали возможность исправиться. Мы договорились, что он будет как «Нежеля» искупать свою вину подвигами.

— Спасибо пацаны. Спасибо, — благодарил нас он.

Рассказывая мне эту историю, «Крапива», хоть и отпускал шуточки, но было видно, что тоже устал.

Опять и снова

В марте у нас должно было уйти на дембель сорок человек, которые честно отвоевали свое. В основном это были самарские головорезы, которых нам прислали в декабре. Сроки у всех были от пятнадцати и выше. Это были достойные бойцы, которые и составляли костяк взвода. «Вьюга», «Тоска» и еще четырнадцать человек самарских. Помимо них уходило еще двадцать пять человек, и мы очень сильно проседали по людям. Пополнения брать было неоткуда, и командир принял решение, в обход руководства, вернуть меня и моих сорок бойцов на передок.

— «Констебль», я вас возвращаю на позиции, — вышел на меня командир. — Бери своих бойцов и езжайте назад в Бахмут. Никуда не лезь. Личный состав нужно сохранить. Вы на случай, если противник пойдет на прорыв.

— Принято.

Я был рад, что нас возвращают обратно в связи с окончанием контракта у большого числа бойцов. Я подозревал, что командир сделал это в обход командира отряда, чтобы закрыть нами образовавшуюся дыру в личном составе, но спрашивать ничего не стал. Главное, что мы остаемся в знакомой мясорубке, а не лезем в незнакомую.

Собрав вещи, мы погрузились на мотолыгу и выдвинулись на передок. По дороге я заехал к своему другу «Сезаму», чтобы узнать новости и перекинуться парой слов. Он так и продолжал нести свою важную службу в своем царстве продовольствия и боеприпасов.

— Какие люди! Тебя что обратно?

— Угу. Говорят, Бахмут без меня никак не взять. А у тебя тут что нового?

— Да все, как обычно. «Малолетка» тут чуть нас не подвел под дружеский огонь, прикинь?

Я приготовился слушать, потому что рассказы «Сезама» не бывали короткими и неинтересными.

— Посадил его за руль, и погнали мы в Зайцево бойцов забирать. Наших забрали и РВшников. Всех с одного места. Все в кузове — и «двухсотые» и «трехсотые» — и погнали назад. Пару человек в салоне, а остальные в кузове. А там не видно ничего. Воронки эти. И тут нам навстречу машина, и мы чуть в нее не встряли. А он, знаешь, что делает?

— Ну?

— Вылазит и на своем донецком языке говорит им:

«Ну шо вы, хлопцы? Не видите чи шо?»

«Сезам» округляет свои восточные глаза, пытаясь произвести на меня впечатление.

— Прикинь? А этот в машине, смотрю, уже автомат передернули. Быстро вылажу и начинаю орать им:

«Мы из “Тройки”! “Тройка” мы!»

— Повезло.

— Я к этом балбесу поворачиваюсь и меня, конечно, понесло: «Ты че, — говорю, — дебил? Какое “шо”? Какие “хлопцы”?». А он глазами хлопает. «А шо?», — говорит. Дебил, блядь. Такая вот история.

— Значит, был в миллиметре от смерти ты? Чудом спасся?

Мы попили кофе с печеньем, я попрощался со своим старым приятелем и выдвинулся дальше.

По приезде на базу я доложил «Горбунку» о прибытии, и они с Ромкой отправили меня к «Горохову», во второй эшелон обороны, прикрывать оголенные фланги. Я со своими бойцами занял позиции в «частнике» в сорока метрах от украинских позиций на стыке с нашим четвертым взводом седьмого отряда. За две недели, которые меня не было, наши взяли улицу Мариупольскую и методично продвигались дальше к центру города.

«Горохов» был худощавым и жилистым мужчиной тридцати пяти лет. Он был не очень заметен, но всегда выполнял поставленные перед ним задачи. Особо не светясь, он просто хорошо делал свою работу. Я сменил его группу, и мы пошли с ним осматривать заминированные позиции и растяжки, которые они поставили. Передок был близко, поэтому нужно было сохранять бдительность. Несмотря на приказ командира никуда особо не лезть, случиться могло всякое.

— А что это за руины? — спросил я «Горохова».

— Так сюда «Змеем Горынычем» попали. Хотели правее, но что-то пошло не так. Мы тут корячились, всю ночь таскали им эту взрывчатку, а они промазали.

— А это что за дворец бракосочетания? — спросил я, заметив грандиозный почти целый дом.

— Да хрен его знает. Можешь сходить посмотреть. Там внутри фотки с их президентом.

— С нынешним? — удивился я. — Богач жил какой-то?

— Нет. С другим каким-то. Я не разбираюсь. Пацаны сказали, что президент на фото. Ну давай, Констебль! Я дальше выдвигаюсь, — попрощался он и пожал мне руку.

Все передислокации происходили ночью, поэтому ориентировался я пока только по планшету. Нужно было дождаться утра и оглядеться на местности. Дом оказался частным нелепо разукрашенным владением. Принадлежал он какому-то олимпийскому чемпиону 2004-го года, который лично дружил, судя по фотографиям, с Ющенко. Мраморная отделка, лепнина и позолоченная роспись встречались в этом доме на каждом шагу. Цыганский стиль украинского дизайна «дорогхо-богхато» бросался в глаза своей вульгарностью. Гномики, фонтанчики и олени