страницу, улыбаясь и качая головами, поражаясь беззаботному духу этих загадочных народов Востока — хотя один-два скептика, возможно, задумались бы об источнике испанского влияния на Волгу.

Год спустя Флеминг был в Москве, принимая участие в торжествах, которые он описал в письме Берту Уоллису. Флеминг периодически работал в гараже Уоллиса в Беверли, штат Массачусетс, с 1917 по 1919 год. Он рассказал Уоллису о «бесконечном параде», свидетелем которого он был ранее в тот же день: «пестрая толпа людей, связанных, как иммигранты, чтобы не простудить уши, шествующих под футуристическими знаменами, изображающими пролетариат Англии, Франции, Германии и Соединенных Штатов, все на одном знамени, простирающие руки от своей родной земли к России, где объединенные сонмы искупленных движутся к Царству Небесному — на знамени». Но он увидел там что-то, что вдохновило его отказаться от умничающего тона:

Есть, однако, что-то восхитительное в новой независимости этих людей, несмотря на их глупость, их коварные методы и их невыносимое терпение. Я долго искал рабочих, о которых и мы, и советское правительство так много говорили, и нашел их на параде; небольшое количество, но костлявых, крепких, достойных восхищения мужчин. Революция очень сильно проредила их численность; как из-за гибели в гражданской войне, так и из-за оттока рабочего класса в страну в период, когда еда была первой мыслью каждого человека. ... Я полагаю, что революция внесла заметный вклад в жизнь большинства из них. Я не знаю, но просто утверждаю это на основании предположения и того, что я слышал и сделал выводы. Они чувствуют себя скорее статистами в пьесе, которая разыгрывается от их имени, но, тем не менее, у них есть ощущение, если не реальность, что они сами управляют своими судьбами.

Для двадцатидвухлетнего благотворителя из Беверли это замечательный материал.

К пятой годовщине революции голод был побежден, и миссия АРА, значительно уменьшившаяся в размерах, больше не обладала прежними полномочиями. Советское правительство, больше не чувствуя необходимости обращаться с АРА так осторожно, в большинстве мест потребовало, чтобы офисы АРА закрылись на день. Американцы не пытались сопротивляться, и единственный заслуживающий внимания инцидент, связанный с АРА, связанный с проведением праздника, произошел в Петрограде.

Районный надзиратель Варен возражал против того, чтобы городской совет украсил здание АРА на улице Герцена красным знаменем. Он назвал это «пропагандой» и отказался ассоциировать АРА с этим. Для него не имело значения, что каждое здание на улице должно было быть оборудовано одинаково и что АРА, которая, в конце концов, не владела зданием, не выделялась. Возможно, его испорченные отношения с местным полномочным представителем З. З. Жуковым взяли верх над его здравым смыслом. Жуков описан в одном документе АРА как «суровый старый моряк — великий лидер революции», и из него, похоже, получился грозный представитель правительства. После миссии АРА он стал главой фабрики по производству игральных карт, так было сказано.

Очевидно, на какое-то время оформление штаб-квартиры АРА было отложено, потому что Джордж Селдес написал, что здание создает эффект «щели на улице, подобной отсутствующему зубу».

Жуков следующим образом описал украшения на каждом здании:

К верхнему карнизу здания была прикреплена красная звезда, подсвечиваемая электрическими шарами; балюстрады балконов были отделаны красной тканью и гирляндой из листьев, которая также была протянута через пространство между балконами; наконец, над главным входом был вывешен герб, представляющий собой белый щит в форме эллипса с эмблемой молота и косы и надписью «РСФСР» и «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Щит был увенчан подсвеченной красной звездой.

Варен не хотел, чтобы здание украшало что-то большее, чем вывеска АРА. Жуков возразил, что его офис также находится в здании и что он работает в правительственном учреждении. Кроме того, по его мнению, надписи и эмблемы на наградах были частью государственного герба и «могут рассматриваться как пропаганда только в той мере, в какой кто-либо рассматривает факт существования Советского правительства как пропаганду». Что сразу переходит к сути дела.

Нечто подобное произошло годом ранее в Москве, когда представитель местного правительства зашел на кухню АРА и обнаружил, что фотографии Маркса, Ленина, Троцкого и Зиновьева были сняты со стен столовой и сложены в углу. Связной спросил об этом русскую администраторшу кухни, и она сказала ему, что приходил российский инспектор АРА и приказал убрать фотографии, сказав: «Вы снова занимаетесь пропагандой». Это настраивает вождя Боло Эйдука на обычный военный танец. Он обвинил инспектора АРА в «нанесении глубокого ущерба гражданским чувствам населения РСФСР» и пригрозил ему арестом. Вскоре портреты были возвращены на место.

В Петрограде информация о Красных наградах была доведена до сведения центральных властей в Москве, которые пожаловались в АРА, и Варену тихо посоветовали уступить. Таким образом, отсутствующий зуб был восстановлен как раз к этому большому событию.

Селдес говорит, что эти красные знамена шириной в ярд развевались по всему городу из конца в конец. Контраст с недавно выпавшим снегом был довольно разительным.

Но 6 ноября, когда все украшения были на месте, погода резко ухудшилась. Температура повысилась, небо потемнело, и, как пишет Селдес, «внезапно я увидел, как на Петроград начали падать капли крови». Не кровь, конечно, а красная боевая раскраска, льющаяся дождем на военный парад Троцкого.

На снегу были красные пятна, затем красные всплески, показывающие удары ветра, а затем большие участки снега стали кроваво-красными, поскольку ветер рвал знамена и флажки, превращая дождь в брызги и полосы крови. Трибуна, на которой мы стояли, была залита кровью сверху донизу, и Зимний дворец был красным, и все дома, которые мы могли видеть, были испещрены полосами, и весь снег поблизости начал таять красными лужами. Новые советские красители не были водостойкими.

Триста делегатов Коммунистического интернационала, представляющих сорок пять стран, наблюдали из-под прикрытия, как под красным дождем и красным снегом маршировала Красная Армия. Действительно, красная пропаганда.

Американцы АРА, конечно, отмечали свои собственные национальные праздники. Они отметили День благодарения 1921 года бурным празднованием АРА в Розовом доме. На следующее утро Голдер, который, вероятно, был первым американцем, поднявшимся на ноги, встретил внизу Пажалста, швейцара, который чесал в затылке, пытаясь понять, какой американский праздник заставил его парней расслабиться.

«Это не может быть Рождество, потому что оно наступает в декабре. Некоторые говорят, что это годовщина того дня, когда вы стали независимыми от Франции, а другие говорят мне, что это в память о том времени, когда вы сбросили иго Испании. Но оно не может быть последним, потому что это произошло около двадцати лет назад».

Американским праздником, эквивалентным российскому 7 ноября, было Четвертое июля, из которых в Советской России должно было состояться только одно празднование АРА. Празднование Дня независимости 1922 года в АРА сопровождалось обычным шумом и помпезностью то тут, то