Г-н Герман хотел взять слово, чтобы поблагодарить сотрудников за их солидарность с ним, но американцев обвинили в том, что они воспрепятствовали этому, а также уволили его без двухнедельной зарплаты, на которую он имел право.

Пусть это будет образцовым доказательством того факта, что американцы, как и другие европейские капиталисты, приехали в Россию не для того, чтобы спасать голодающих или улучшать условия труда. О, нет! Они сваривают цепи для рабочего класса, они готовят для него петлю.

И, следовательно, работники, будьте настороже! Если из-за экономических условий, из-за нашего разорения вы будете вынуждены работать вместе с буржуазией Европы и Америки, мы должны быть начеку, и при первой их попытке накинуть на нас цепи и удавку, мы должны поступить с ними точно так же.

В то время, когда этот превосходный образец советской журналистики появился в печати, тысячи тонн американской кукурузы направлялись в долину Волги. Это было, пожалуй, неподходящее время. Всего два дня спустя, в попытке исправить положение, «Известия» напечатали статью с упоминанием имени Эйдука, которая горячо восхваляла American relief и цитировалась в многочисленных последующих пресс-релизах АРА. Отдел рекламы АРА предпочел проигнорировать горячее выражение надежды Эйдука на то, что присутствие АРА может проложить путь к установлению официальных американо-советских отношений. В заключительном абзаце он назвал инцидент с Туртийо «незначительным случаем», вызванным «недоразумением». Товарища Германа подвергли критике за отсутствие такта и за то, что он создавал проблемы.

Дело закрыли — до 8 июня, когда Туртийо снова появился на страницах «Правды», на этот раз обвиняемый в увольнении двух советских служащих на складе АРА, куда он был переведен из отдела выдачи продовольствия, возможно, в результате первомайского инцидента. Во второй статье его обвиняли в увольнении этих сотрудниц, потому что одна была беременна, а другая выздоравливала после болезни. Автор напомнил Туртийо, что в советской России женщина имела право на восьминедельный отпуск до и после родов. Почему, поинтересовался он, этим нарушениям советского законодательства было позволено оставаться в силе?

АРА было разрешено выступить с опровержением на страницах «Правды», указав, что рассматриваемые увольнения были результатом общего сокращения местного персонала, проводимого теперь, когда голодомор был побежден. Ни эта статья, ни внутренняя переписка АРА по этому поводу не продемонстрировали решительной поддержки Туртийо со стороны АРА.

В июле Боло, наконец, смогли одолеть его. Обычно московские власти разрешали американцам, работающим на складе АРА, носить огнестрельное оружие, но Туртийо обратился с просьбой взять с собой кольт 45-го калибра во время дежурства, которая была отклонена. Никто в штаб-квартире АРА, казалось, не был мотивирован выступать за Туртийо. На листке бумаги, прикрепленном к советскому уведомлению об отказе, один из американских сотрудников написал: «Полагаю, они считают его достаточно опасным и без оружия!»

Праздник 7 ноября также был менее праздничным во время НЭПа, чем в прошлые годы. Четвертая годовщина революции пришлась на особенно мрачный период для большевиков, когда экономика была в руинах, а угроза голода нависла над десятками миллионов людей. Они не возражали, когда АРА предложила продолжить операции в праздничные дни.

7 ноября 1921 года Чарли Вейл был найден в Новоузенске, сердце зоны массового голода. Он прибыл туда утром с заданием открыть кухни АРА и начать кормить тридцать тысяч детей. Что на самом деле произошло в тот день, никогда не будет известно, потому что история, которой мы располагаем, была передана двумя известными рассказчиками: Вейл рассказал свою историю Дюранти, который опубликовал ее в New York Times. Кто из них заслуживает большего уважения за силу воображения, сказать невозможно. Возможно, Дюранти купил продукт как есть. Один американский наблюдатель за Россией, профессор Эдвард Элсуорт Росс, сказал о нем в то время, что «как глотатель [он] заставляет краснеть кита Ионы».

В статье Дюранти Вейл и его переводчик Пит, которого он называет Энди, прибыли в 6 часов утра на продовольственном поезде АРА. На вокзале их встретил председатель совета, который объяснил, что единственный автомобиль в кантоне был отправлен «на разведку за бандитами», но для помощи в работе были предоставлены лошадь и верблюд. Затем Вейла сопроводили в город, где его приветствовали другие официальные лица, каждый из которых надел «большую красную розетку» в честь праздника.

Как только был найден подходящий склад, был организован обоз на верблюдах и лошадях для перевозки продовольствия от поезда до склада на расстояние около четырех миль. К 10:00 утра караван длиной в несколько миль двигался к поезду. Ожидается, что мы поверим, что эти вьючные животные, согнанные из соседних городов, насчитывали двести или триста верблюдов и несколько десятков лошадей, так что история уже приобретает сказочный характер.

На станции царила неразбериха, толпы людей и животных слонялись без дела, и ситуация была на грани анархии. Именно тогда Вейл взял ситуацию под свой контроль. Он забрался на пятнадцатифутовый столб и выкрикивал команды на английском, французском и немецком для собравшейся толпы. И человек, и животное подчинились его инструкциям и соответственно организовались. Это выглядело как сцена из Библии.

Примерно к 3:00 пополудни караван был загружен и двинулся в обратный путь. Все шло хорошо, пока примерно в миле от города не оказался в глубоком овраге.

Здесь произошла настоящая катастрофа. Верблюд за верблюдом с трудом взбирались по крутому склону, но, прежде чем достичь вершины, силы недоедающих животных иссякли, и с ужасающими стонами они снова заскользили вниз, расставив все четыре ноги, как лыжи.

Было невыносимо забавно наблюдать, как верблюды катаются на санях, но на дне оврага они собрались в брыкающуюся, хрюкающую, дерущуюся массу, перемешанную с повозками, опрокинутыми грузами, спутанной сбруей и ругающимися погонщиками.

Сообщается, что дюжина верблюдов и несколько лошадей умерли от «полного истощения», но необходимые для жизни продукты были доставлены и выгружены на складе. К концу дня Вейл и Пит были измотаны и собирались вернуться в свой отель, но не успели они опомниться, как оказались в местном театре, где их проводили к месту на сцене среди сияющих сановников с красными розетками.

Занавес поднялся под громкие звуки «Интернационала» и бурные аплодисменты переполненного зала.

Вейл ответил соответствующим образом через переводчика, и аплодисменты, которыми были встречены обе речи, стали оглушительными, когда президент объявил, что в честь высокого гостя из-за моря в течение недели будет государственный праздник и каждый вечер в театре будет костюмированный бал в пользу фонда борьбы с голодом.

Стулья были убраны, и все начали танцевать, одетые в свои «живописные татарские, испанские, польские, украинские и русские крестьянские костюмы». «Когда уставший американец покинул сцену через час или два, люди веселились с русским энтузиазмом, как будто такого бедствия, как голодомор, они никогда не испытывали».

За тысячи миль отсюда читатели «Успокоенной Таймс» могли перевернуть