Волкодлак наступал.

Ощеренная морда оказалась раза в три больше, чем полагалось бы нормальному волку. Впрочем, и ростом нежить оказалась немногим ниже коня. Так что за волка ее всяко бы не приняли.

Слюна, капавшая из скалящейся пасти, была чуть зеленоватой, и от этого чудилось, будто волкодлак источает зловоние. На самом деле никакого духа от нежити Алька не чуяла. Но от этого призрачный запах ничуть не становился менее тошнотворным.

В этот раз царевна оцепенела не дольше, чем на мгновение, в которое в мире, казалось, осталось только глухое утробное рычание и эта вязкая капля зеленоватой слюны, стекающая из уголка кошмарной пасти.

А потом рычание послышалось вдруг разом с нескольких сторон. Твари пытались взять отряд в кольцо.

Свистнул где-то рядом богатырский меч –  и покатилась по траве голова волкодлака. Кто из братьев успел? Неважно. И брызнула на землю –  не кровь, а все та же зеленоватая слизь. Все правильно. Не-жить –  не-живая. Откуда в ней крови-то взяться алой, горячей? Зазвенели в одно мгновение выхватываемые мечи.

И почти сразу пришел лихой азарт. Ну-ка, кто здесь на царевых богатырей зубы скалит?!

Алька тоже выхватила меч. Пусть он легче других, а остротой ничем иным не уступит! И в отваге она, царевна, с кем угодно поспорить готова. Никакой нежити не дозволено на землях Тридевятого плодиться да бесчинствовать! А коли попытается кто –  так богатыри особого отряда и сама наследница престола Алевтина Игнатьевна на защиту людей своих встанут.

Вжух! Косо удар лег, волкодлак только подранен. Теперь, небось, только злее станет. Да время в бою вскачь бежит –  некогда оглядываться. Разворачиваться пора, с другой стороны новая тварь мчится. Просвистело что-то за спиной –  кто-то добил подранка? Благодарствуй, братец. А вот и случай долг отдать –  на подлете зарубить прыгнувшего тебе на спину волкодлака.

– Светик! –  Алька чувствовала странный подъем. Было ей как-то лихо и весело. Вжух-вжух! Ох и поют мечи богатырские… –  А ты какой подвиг совершил, чтоб в отряд попасть?

Отчего ж молчит братец Святослав? Неужто зацепили твари?

Ах нет. А развернуться-то стоило –  чтоб успеть заметить, как густо, удушливо вдруг покраснел ученик отряда. Это что же он –  подвига своего стыдится? Это как это? Что ж он такого сотворил-то?

Интересно, может, это он –  трус?

Да ведь за трусость-то в богатыри не принимают –  только за подвиг великий…

Волкодлаков меньше не становилось, и наступали они со всех сторон. Впрочем, в селе, откуда приходила одна из весточек, богатырей о том и предупреждали. И отчего-то не было у царевны сейчас ни страха, ни сомнения самомалейшего, что –  справятся, поизведут они эту нежить проклятущую. Для того и прибыли. Для того и есть они, богатыри, чтобы людей от всякого зла хранить.

А был один только пенный, веселый удалой порыв. А еще отчего-то Алька вдруг обнаружила, что вот так, в бою, когда каждое движение должно быть выверено, а каждый шаг может обернуться победой или смертью, –  ей и думается лучше. Мысли стали ясными и звонкими, будто повымело из них все лишнее, пустое.

Так чего же Светик может в своем подвиге стыдиться? Али… стесняться?

А и полно, разве мог бы Савелий ученика своего трусом назвать? Тот Савелий, что и для Альки, ученицы непутевой, всегда добрые слова находил, всегда знал, чем утешить, как на новые свершения вдохновить, как заставить выше головы подпрыгнуть?

Вжух! Противный хлюпающий звук –  и новая ощеренная голова катится по траве. И долю мгновения Алька неверяще смотрит на свои же руки, крепко, до белых костяшек, сжимающие меч. Это –  она сотворила?

Ох, нет. Это Олешек успел.

Да, впрочем, не до того сейчас. Меч в одну руку, замах –  и вонзить его по самую рукоять в пасть уже прыгнувшей новой твари. Эта-то уж точно ее, царевнина.

– На дерево, дура!

Обидеться бы… да что за глупость? И впрямь –  дура.

Вон, Акмаль на ветке уже сидит. Да и Анжей тоже. И не из трусости уж точно.

…Стрелы на нежить заранее заготовили, из Ратмировых запасов –  заговоренные, посеребренные. Потом собрать надо будет.

Но это после. Сначала –  работу надо сделать. А она, Алька, чем занимается? Да глупостями. Вон, сильные мечники –  Михайла, Савелий, Светик, Олешек –  втрое быстрее нее клинками орудуют. А лучники с деревьев тварей отстреливают еще на подступах.

Вот тебе и мысли ясные.

В два шага разбежавшись, Алька ухватилась за низкую толстую ветку ближайшего дерева, подтянулась –  может, и не так легко и красиво, как Акмаль, а все справилась – и взлетела вверх. Еще парой веток выше –  чтобы клацающие зубы у самых ног не отвлекали, целиться не мешали  –  усесться понадежнее и вытянуть из-за плеча любимый арбалет. Ну вот… теперь ни одна тварь не уйдет!

…Ученика –  не мог. А кого –  мог бы?

Кого –  из братьев, за каждого из которых Савелий всякому бы сам глотку перегрыз?

Да ведь, выходит, что и… никого.

Алька едва не рассмеялась. Это ведь так просто было с самого начала!

Кого мог Савелий трусом назвать?

– Савелий! –  крикнула весело, зная, что не станет оглядываться на нее богатырь. Да и к чему ему оглядываться, когда он с Михайлой спиной к спине стоит? Главное, чтоб слышал. Да и отвечал! –  А ведь ты трус!

Не увидела –  то ли почуяла, то ли додумала, как дернулся в кривой усмешке уголок рта Савелия.

Стало быть, на ночь нынче будет Альке новая история. А пока… вон сколько целей еще скалятся!

*

Академический совет собирался долго. Ничего удивительного, учитывая весьма почтенные годы большинства его членов.

Собственно говоря, посланцу от правительницы Тридевятого вовсе не нужен был ученый совет в полном составе –  его интересовал только Совет магов. Однако глава академии, самый почтенный и самый белобородый из всех присутствующих, рассудил по-своему.