Правда, надо признать, он-то, наемник простой, сын купца, нипочем не стал бы сам дочери конунга руку свою предлагать.

И что делать теперь? И как в глаза ей смотреть?

Ответа на эти вопросы Сава, как ни бился, не находил. А потому, промаявшись еще день, решил, что вернее всего будет –  попросту уехать. В родные края, где воин –  это воин, и девицу сразу от него отличить можно. А уж царевны в Тридевятом вовсе в тереме чинно сидят, а не мечами машут!

Следовало, пожалуй, проститься с товарищами, и уж, конечно, поговорить с Хильдур… сказать… что же сказать?

После бессонной ночи Сава, собрав скудные пожитки, отправился на пристань, сговорился на первом же корабле –  да и отбыл с островов, чтобы никогда к ним не возвращаться.

*

– Она тебе не понравилась? –  Алька нахмурилась.

– Она? –  Савелий невесело усмехнулся. –  Краше нее я не встречал ни жен, ни дев ни в одной земле. И ни одной не видал –  такой…

Какой –  такой, он договоривать не стал. Да и сам –  понимал ли? Бесстрашной? Решительной? Да полноте, в том ли дело?

…Душу задевшей?

– Я ведь как всегда думал –  жениться-то когда-то, понятное дело, надо. Чтоб и дом, и детишки… не век же бобылем по свету маяться. Думал, будет у меня дом –  полная чаша. Будет жена –  раскрасавица. Тихая, скромная. Я в походы буду ходить, она меня ждать станет. У окна сидеть, песни петь. Прясть да ткать, рубахи мне вышивать. Встречать меня с пирогами… А тут… эта точно у окна сидеть не станет. Уж куда там –  тихая да скромная! Эдакая и сама командовать привыкла. Пироги уж скорее я напеку. И… сама она тогда упасть решила. Сама.

– Так ты, выходит… –  Алька запнулась, –  значит, от любви своей отказался –  только лишь потому что она –  вот такая? Неправильная? То есть… потому что ровня тебе?

– Да какая ровня! –  Савелий даже кулаком по столу стукнул. –  Мне, купеческому сыну, –  дочь конунга…

– Она сама тебя ровней признала, –  царевна упрямо качнула головой. –  Стало быть, так.

Алька разглядывала богатыря, наклонив голову. Вон оно как… и ведь так и не женился на тихой да скромной. Так и живет бобылем.

А Савелий глаза отвел.

– И впрямь –  трус, –  Алька кивнула своим мыслям, вздохнула и поднялась. –  Пойду я, пожалуй. Там мне и постелили, небось, уже.

*

Долго царевна этой ночью уснуть не могла, с боку на бок ворочалась. Вроде нынче и устала, и мечом намахалась, и настрелялась, и набегалась, и налазалась… а все Савелиева история из головы не шла.

Молодого купца Саву Фидукина она очень понимала. Не так же ли она сама… Ведь вот он, казалось бы, путь, вот судьба, вот дорога прямая да ровная, предками тебе проложенная. Каждый поворот обозначен, у каждой кочки, где споткнуться можно, соломка подстелена. Все понятно и просто. А она отчего-то свернула в лес. Потому как так и виделось –  не ее та дорога. Как Саве когда-то.

А вот с Хильдур… ох и много тут выходило мыслей, что вскачь пускались да одна другую обгоняли.

Интересно, это вот она, Алька, как выучится да настоящим богатырем станет –  будет такой же, как Хильдур? Что вовсе от мужчины не отличить? И замуж так просто не выйти? Али все же можно иначе?

А сейчас –  вышла бы она за трусливого али слабого?

Отчего-то вдруг всплыл перед глазами образ королевича Елисея. И тут же Алька нарочно отогнала его –  не о том сейчас стоит думать. Да и Елисей ведь –  не трус, не в том дело… ведь отправился за ней, сам не зная, куда –  и что на пути ждет.

…А в чем же тогда? Ох, ну его… не до него нынче!

Главное-то в том, что ведь едва не все богатыри нет-нет да приговаривали что-то вроде “не женское дело”… и всегда как раз Савелий их окорачивал.

Именно Савелий Алевтину всегда поддерживал. Это он показал ей, что не бывает дел “достойных” и “недостойных”. Не бывает дел “мужских” и “женских”. “Женскими” обычно величают отчего-то те дела, что каждому уметь надобно –  чтобы самому-то хоть о себе позаботиться. Не то –  какой же ты мужчина али воин, коли за тобой кухарка, нянька, прачка али портниха должна ходить, а сам ты никак со своей же жизнью не сладишь?

А раз нет только “женских” дел, стало быть, не может быть и “мужских”. Каждый сам свой путь выбирает.

Альке-то казалось, все потому что один Савелий –  понимает все… а выходит, сложнее тут. Получается, он так –  будто оправдывался перед самим собой. Прошлые ошибки пытался исправить.

И все, что говорил и делал –  не о ней, Альке, было. О другой царевне… то есть дочери конунга. Не зря ведь и трусом сам себя назвал.

Потому как той, которой хотел бы сказать так многое –  на глаза, поди, стыдно показаться…