Блин, развернувшись в полете, спланировал точнехонько на морду кота, закрыв ее целиком. Впрочем, кота такой поворот событий определенно не огорчил: серединка блина тут же всосалась в зубастую пасть, а сам хвостатый шустро ускакал куда-то за печь, предупредительно грозно урча сквозь блин: не тронь, мол! Что упало –  то законно поймано!

Впрочем, Альку судьба блина уже вовсе не занимала, и отвоевывать свой завтрак царевна не планировала. Вместо этого она вскочила, едва не перевернув и вовсе весь стол.

– Куда? Куда его повели?

*

Связанному “шпиену” отжалели целый деревянный стул со спинкой –  на лавке дюже вертелся. Стул нарочно пришлось от местного плотника нести, в доме ни одного не оказалось. Зато уж привязать вышло на совесть –  примотали так примотали! Все потому что местные крестьяне так и не определились толком: то ли он лазутчик какой, то ли все же нежить лесная. Так-то оно надежней!

Когда Алька вихрем ворвалась в дом напротив, богатыри как раз озадаченно рассматривали “улов” местных жителей.

Возможно, Алька бы и не признала своего суженого в этом грязном оборванце, если бы заранее не ожидала его увидеть. Все-таки королевича она всегда видела при полном параде. И волосы-то его курчавые на солнце сверкали, и кафтан всегда был с иголочки, по заграничной моде, золотой нитью вышитый…

Да и не только в одежде дело. Все же потрепало королевича в пути изрядно. Да и похудел он так, что щеки ввалились, одна кожа да кости остались. Да и взгляд сделался какой-то отчаянный.

Сжалось сердце царевнино. Много чего она за последние дни передумала. И о женихе своем в том числе. А только сейчас ничего в душе не осталось, кроме жалости. Как же так?..

– Елисей! –  вскрикнула раненой птицей, да и кинулась к нему –  впрочем, сразу же и споткнувшись. –  А почему он связан?!

…Вполне возможно, что и Елисей не признал бы сейчас свою нареченную –  в мужской одежде, с загорелой чуть обветренной кожей и обрезанной наполовину косой. Возможно –  если бы однажды он уже не видел такой царевну Алевтину Игнатьевну. Правда, лежала она тогда в хрустальном гробу, и даже дышать –  не дышала. Сейчас-то хоть, вон, румянец на щеках играет.

– Алевтина! Любовь моя! –  королевич попытался вскочить, однако крестьяне связывают в самом деле на совесть. В результате Елисей оказался согнут напополам –  по форме стула, примотанного к нему, что панцирь на черепашке. Неловко переступив ногами в этой позе, королевич вынужден был плюхнуться обратно, гулко стукнув деревянными ножками об пол. –  Ты жива!

А Алька, так и не дойдя до жениха, вдруг остановилась, сложив руки на груди, и нахмурилась.

– Жива, конечно… не твоими стараниями! –  обида на нерадивого жениха никуда не делась и теперь всколыхнулась в груди, вытеснив жалость. Ведь обещал же –  что найдет, спасет! Спасать-то в итоге ее не требовалось… не от богатырей, по крайней мере. Но Елисей-то об этом не знал! И не спешил на выручку отчего-то.

А еще с этим поцелуем любви странно вышло. Это что же –  мало любил, стало быть, раз не сработало? А ведь клялся! О том, что, вполне возможно, это она недостаточно любила, Альке сейчас думать не хотелось. А то обижаться было б несподручно как-то.

Сколько раз, думая об этом, царевна решала, что не стоит понапрасну в себе обиду копить, зло таить. Мало ли как оно было-то! Всего ведь она и не знает. Вот встретит жениха, тут-то и выяснит, что за дела такие ему помешали, да и выскажет заодно… разом все!

Вот и встретились. И оказалось вдруг, что слов-то и не находится. И что сказать ему теперь –  непонятно совсем… надо было, пожалуй, заранее речь заготовить. Да вот как-то не до того все было –  то подвиги, то яблоки, то козу доить надо…

– Я спешил к тебе изо всех сил, –  кротко сообщил королевич. –  В этом вашем царстве совершенно ужасные дороги. И указатели. А уж люди… верно отец говорит –  твердая рука Тридевятому царству надобна!

– Это у тебя, чтоль, рука твердая? –  как-то очень уж нелюбезно усмехнулся Акмаль.

Богатыри стояли вокруг, сложив на груди руки. И Алька вдруг осознала, что в точности скопировала их позу. Даже одну ногу чуть вперед точно так же выставила.

– У отца моего, короля Демара, –  Елисей хлопнул ресницами. Ресницы его всегда Альку восхищали –  длинные, пушистые, чисто девичьи. –  Все знают, что в Тридесятом королевстве порядок и благочиние…

Анжей, стоявший за спиной королевича, на этих словах отчего-то вдруг дернулся –  и Акмаль придержал его, положив руку на плечо побратиму и едва заметно головой качнув.

– Подожди… –  Алька недоуменно мотнула головой. –  При чем тут твой отец?..

– Ты погоди-ка, ученица, с вопросами, –  вмешался наконец Михайла. –  Нам для начала надобно выяснить, с какой целью этот вот юноша в Тридевятом царстве находится. А там уж, ежели пожелаешь, мы тебя с ним и оставим… для личных бесед.

– Что значит –  с какой цалью?! –  Елисей возмущенно вскинулся. –  А то вы не знаете! Сами меня еще в свою берлогу лесную притащили, а потом вышвырнули, как кутенка какого… ой!

Акмаль, не удержавшись, ткнул в спинку стула, на котором восседал пленный королевич.

– Невесту я свою искал! А потом, значит, как нашел, отец велел мне домой возвращаться!

– Да ты ж за этот срок пять раз успел бы вернуться! –  изумился Светик.

– Две седмицы назад, –  ровно произнес Михайла, –  указ вышел от государыни Наины Гавриловны, что всем гражданам Тридесятого королевства надлежит покинуть пределы Тридевятого царства в трехдневный срок. Али не слыхал?

– Не слыхал, –  ничуть не смутился Елисей. –  А кабы и слыхал, так я к тому времени все одно давно домой возвращался.

Светик, стоя рядом, загибал пальцы, шепотом считая седмицы –  от поцелуя того неудачного, стало быть. Загнув седьмой палец, ученик отряда вытаращил глаза и изумленно уставился на королевича. Хорошим ходом, да на добром коне, за этот срок можно было объехать едва не все Тридевятое царство кругом.

– Это ж какими ты путями ехал-то? –  не выдержал он.

– А какие есть у вас, такими и ехал!

Савелий невозмутимо перевел взгляд на Михайлу.

– Так и запишем: причина пребывания –  личная дурость несусветная, –  записывать он, впрочем, ничего не спешил. Да и не на чем было. –  Страже сдать до установления личности? –  спрашивал он с таким видом, будто самого обсуждаемого пленника и не было рядом. Михайла покачал головой.

– Личность мы уж, считай, установили. А удерживать силой наследника чужой страны… ни к чему королю Демару лишний повод давать. –  К чему –  повод, он договаривать не стал. И без того все поняли. Или почти все. – Пусть царевна с женихом помилуется, коль уж встретились. Анжей –  останешься.

Глава отряда сделал знак глазами, и богатыри потянулись к выходу. Один Анжей за спиной королевича не тронулся с места.