Она опять расплакалась.

– Лучше бы я не видела его, не знала, что он живой! Такой мальчик, Господи! – И она выбежала из кабинета.

Вся в слезах бросилась в одну сторону, в другую, наконец, нашла выход. Антон встал с кресла и смотрел ей вслед. Они с Женей ждали, когда Виктор Сергеевич освободится.

Ему почему-то хотелось бежать за ней, обнять, успокоить! Но она отвернулась и пробежала мимо.

– Женя, кто это? Мне кажется, я знаю эту женщину, только не могу вспомнить, откуда.

– Ты видел её утром на причале. Посиди пока. – И вошла в кабинет.

Виктор Сергеевич вышел из-за стола и обнял её.

– Я рад, что вы смогли приехать. Антон очень ждал вас! Как он вам?

– Такая гремучая смесь детства со взрослостью!

– Именно гремучая. Он очень эмоционален. Сверстников почти нет. Его тяготит, скажем так, специфика нашего корпуса. А в обычный, с нашей бюрократией, я не могу его перевести. И там же смены – эта кончится, куда его?

– Да, я знаю. Только третий корпус, пока не вырастет. А что его мама? Мне стоило большого труда убедить её приехать. Она не заберёт его?

– Нет, наотрез. Совершенно тупиковая ситуация. Ну, кончит он седьмой класс, а дальше что? С его способностями!

– А я замуж выхожу, Виктор Сергеевич.

– Это плохая новость. Простите меня, я желаю вам счастья, конечно. Но что будет с Антоном? Вы уйдёте в свою семью. Друг его уедет перед зимними каникулами, он останется один. Вы не представляете, как он вас ждал! Я боюсь рецидива. И он будет не только на вашей совести, но и на моей – я позволил ему привязаться к вам.

– Я собиралась поговорить с Сергеем, чтобы мы усыновили Антона. И всё откладываю, я так боюсь потерять его, если откажется. Мне хотелось подольше побыть счастливой…

Теперь в кабинете Виктора Сергеевича плакала Женя, девушка, к которой он привык, считал первым своим союзником и помощником! И что говорить, надеялся, что она после института придёт работать в его третий корпус.

– Ну что вы, Женя, что вы! Я что-нибудь придумаю. Но с нашими перестраховщиками! Скажут, что ему мешает перейти эту грань обратно! Малейший стресс… Я бы сам его усыновил, но детей отдают только в полную семью, а я один. Ну, Женя, не нужно, чтобы Антон это видел.

– Да, конечно, я сейчас. Постараюсь оттянуть свадьбу и этот разговор, чтобы он поближе узнал Антона. Я заберу его на зимние каникулы к себе, можно?

– Это было бы очень хорошо! У него детдомовский синдром, он не знает, как живут в семье, как помогают по дому. Не видел Города, даже трамвая не видел! Нет, это будет здорово. Но, Женя, он очень к вам привязан. А если потом вы не сможете уделять ему столько времени?

– Всё равно, пусть он тоже подольше будет счастливым. Летом попрошусь в рейс с Сергеем и Антона возьму с собой. Там и поговорим.

Из кабинета она вышла спокойная, только улыбаться ещё не могла.

– Что сказал Виктор Сергеевич?

– Что ты молодец. Я поговорю с директором, подождёте меня?

– Я поищу Романа, встретимся здесь. Ты пойдёшь со мной, Леся?

– Конечно, покажи мне санаторий.

Прощальный гудок «Ласточки», и в санатории продолжается привычная жизнь.

У Антона внешне вроде всё было нормально – школа, лыжи, бассейн, библиотека.

Вечером Виктор Сергеевич взял за правило – одну-две партию в шахматы с ним. Но он как будто всё делал через силу, потому что так надо.

Ничего не радовало. Женя не приезжала. Скоро уедет Ромка, и он останется один.

– Ты, главное, не потеряй номер моего телефона. И адрес. Вот, я купил тебе записную книжку в ларьке. Давай, записывай: На букву Р – Роман, и на букву С – Степаненко. Мы же теперь – на всю жизнь, правда?

Антон не переставал думать о женщине, что в слезах выбежала из кабинета Виктора Сергеевича. Что, если это его мама? Женя обещала её найти.

Но она ничего не сказала. Может, не искала, забыла? На Женю это не похоже. Наверно, мама не захотела его видеть.

Ничего, он найдёт способ сбежать летом и поискать её, надо только узнать, кто она, фамилию, имя, и может, повезёт, и в карточке будет адрес?

В толстой истории его болезни, которая всегда лежала на столе Виктора Сергеевича, всё начиналось с его прибытия в третий корпус. Он смог подсмотреть.

Но его же не могли привезти без документов! Когда привозили новую смену в санаторий, были какие-то папки, прозрачные, зелёные.

Надо посмотреть, есть ли похожие в шкафу у Виктора Сергеевича. Похожие были. На верхней полке, красные и жёлтые. Жёлтые стояли ближе. Красных было больше. Если рассуждать логически, их никто не трогает.

Может, жёлтые – тех, к кому приезжают родители, а красные – таких, как Антон? И, наверно, его папка должна стоять в самом начале. Женя говорила, что он здесь чуть ли не первый пациент.

Надо, надо заглянуть в неё! Но одному не справиться, подключить бы Ромку…

Ромка не узнавал Антона.

Он перестал улыбаться, и даже, когда они были вместе, уходил в себя.

– Антон, ты вообще слышишь меня? О чём ты думаешь?

– Ты любишь свою маму?

– Конечно. Особенно, когда не ругается – опять двойка, или в комнате бардак. Или у неё просто плохое настроение, тогда её лучше не трогать. А иногда – редко, правда, вдруг обнимет:

– Ты мой маленький мужик! Ты моя единственная опора! – И плачет. Я не знаю, что бы я сделал, чтобы она не плакала.

– Ты счастливый. Я тоже всё бы сделал, чтобы она не плакала. Только сначала её надо найти. Поможешь?

– Не вопрос.

– Я видел в шкафу папки, такие, как у вас, только другого цвета. Я вычислил – моя должна быть красная. На верхней полке в шкафу, в самом начале. Я думаю, там хотя бы фамилия есть. А может, и адрес. Шкаф не запирается, я сколько раз видел, как Виктор Сергеевич открывает его. И кабинет он запирает только вечером. И туалет есть на этаже, можно спрятаться.

– Не вопрос! Ты отвлечёшь его, уведёшь из кабинета…

– Как?

– Не знаю. А если Женю попросить? Пусть позвонит и позовёт в аппаратную.

– Ни за что не согласится, она такая принципиальная!

– А если в тёмную?

– Как это?

– Ну, она поможет нам, но не будет знать, что помогает!

– Нет, надо придумать что-нибудь серьёзное.

Дни шли за днями, но ничего серьёзного Антону в голову не приходило. И вдруг…

Им повезло. Ромка случайно увидел, как Виктор Сергеевич заходит в кабинет директора. Он выждал минуту. И побежал к выходу из корпуса, оглядываясь на бегу – может, он зашёл всего на пару слов? И помчался к Антону.