Шрифт:
Закладка:
– Родители разрешат – поедем.
– А знаешь, если пока нельзя усыновить Антона, на каникулы-то можно его взять?
– Я спрошу у Виктора Сергеевича, может, отпустит под мою ответственность.
– Но тебе самой эта идея нравится?
– У меня же будет сессия, привезу мальчика и не смогу уделять ему внимания.
– Это я беру на себя. У меня тоже будут каникулы!
Антон с Ромкой решили встречать «Ласточку». Решил, конечно, Антон, Ромка безоговорочно поддерживал его.
Это было совсем не просто, особенно для Антона. Из самого санатория можно выбраться через лаз в заборе, за кустами. Но для этого ещё надо выйти из третьего корпуса!
– Встречаемся на причале в одиннадцать. Если пятнадцать минут меня не будет – значит, поймали.
Ромка так спешил завтракать, что подавился и закашлялся. Еготутже отловили в коридоре и отправили в медпункт. Он весь издёргался, пока врач прикладывал холодный стетоскоп к спине и груди.
– Отпустите меня, я здоров, как бык!
– Ну, скорее, как телёнок. Куда ты несёшься?
– Меня Антон ждёт.
– Тот мальчик из третьего корпуса? Ты с ним дружишь? Это хорошо, беги.
Теплоход только пришвартовывался. Антона нигде не было. Что делать? Они с Женей не знакомы, он просто не узнает её!
– Роман, иди сюда, за ларёк, спрячемся пока, – позвал знакомый голос.
Трап спустили, и они смотрели издали, как выходят пассажиры. Женя вышла почти последняя. Антон не выдержал, бросился к ней, обнял. Женщина, что шла рядом, остановилась.
– Антон! Тебе разрешили встретить меня? Откуда ты знал, что я приеду?
– Я тебя очень ждал. Я на всякий случай, вдруг приедешь. И никто меня не отпускал, мы с Ромкой убежали. Познакомься, это Ромка, мой друг. Иди сюда, Ромка!
И вдруг он замолчал и стал оглядываться, как будто почувствовал чей-то взгляд. На него во все глаза смотрела женщина и плакала. Слёзы текли по её лицу.
Но когда они с Антоном встретились глазами, она опустила голову, отвернулась и быстро пошла со всеми к санаторным автобусам.
Какие-то секунды Антон смотрел ей вслед, а потом опять радостно повернулся к Жене.
– Антон, ты меня не слушаешь? Это Леся, моя сестра. Она очень хотела с тобой познакомиться.
Девочка была одного роста с Антоном, живая, весёлая, похожая на Женю.
– Очень приятно, я Антон, а это Ромка, мой друг.
– Я поняла, я давно всё поняла!
– Идём в санаторий, Сергея я предупредила, он придёт, когда освободится.
Они пошли к санаторию пешком, и не могли наговориться. Ромка с Лесей отстали немного, чтобы не мешать.
Леся заговорила первая:
– Вы давно дружите с Антоном?
– Чуть больше месяца, с начала учебного года.
– Вы в одном классе?
– Можно и так сказать. Мы в шестом, нас всего трое. И посадили в седьмой класс. По-моему, Антон уже учится в седьмом. Он классный парень, я не знаю, почему его держат в третьем корпусе для ненормальных детей!
Пассажиров было немного, во взрослые санатории заезд был каждую неделю, чтобы разгрузить врачей. Если приедет сразу двести человек – не справятся. Каждого осмотреть, назначить лечение, диету. Просто отдыхающие осенью редко приезжали сюда.
В третьем корпусе Виктор Сергеевич прошёл в свой кабинет. Сейчас родители, один за другим, постучатся в его дверь, и он будет с каждым в отдельности говорить о его ребёнке.
И прятать глаза, чтобы не видеть в их глазах боль и надежду. Только боль и надежду. Ему казалось, что они тоже его пациенты. Но как им объяснить, что их дети неизлечимы? Ни одна мать в это не поверит, и ни один отец.
Эта женщина вошла вся в слезах. У него не плакали в кабинете. Родители, что приходили к нему, каждое крохотное улучшение принимали с радостью. И надеялись на чудо, несмотря ни на что.
А эта женщина плакала. Он видел её в первый раз, а новеньких не было давно.
– Здравствуйте. К кому вы приехали?
– К вам. Я мама… Антона.
Он так и сел в кресло, с которого привстал ей навстречу.
– Как вы его нашли? Видели мальчика, разговаривали с ним?
– Видела. Сердце разрывается. Нашла меня девушка, что работает у вас.
– Вы что, не рады?
– Вам не понять. Я привыкла, что его нет. Он не человек. Ему всё равно, он овощ, который поливают, подкармливают, защищают от холода. А у меня семья, две дочки. Я не замужем была. Ну, морячок от рейса до рейса. Жениться и не думал, детей не хотел. А тут забеременела я. Он обрадовался – рожай, говорит, роди мне сына!
Ушёл в рейс на полгода, без него родила. Да он бросил бы меня! Сказала ему – мальчик мёртвым родился. Он так переживал, я не думала, всегда весёлый, море по колено! Жалел меня, говорил, у нас ещё будут дети. И поженились мы.
Я боялась рожать, таблетки глотала тайком, когда с рейса приходил. А он как-то нашёл эти таблетки, меня дома не было, искал в аптечке от головы.
Она говорила и плакала, будто всё, о чём молчала столько лет, выливалось вместе со слезами.
Виктор Сергеевич слушал, не перебивая.
– Я думала, узнает – убьёт. А он успокаивал – не бойся, что опять мёртвым родится. Будем следить, надо будет, полежишь в больнице. Я же не этого боялась! Девочки родились здоровенькими, уже по восемь, близняшки. Антон – я его вычеркнула, ему же всё равно, кто его кормит, и кто за ним ухаживает!
– Как с вами разговаривать, не знаю. Я всю жизнь лечу детей, о которых вы так говорите. Вы видели их родителей в приёмной? Они не смиряются, ждут чуда, а я не волшебник. Но это живые дети, они всё чувствуют, особенно любовь. Вам повезло, одной из многих. У нас есть случаи улучшения, мы радуемся каждому с родителями вместе. Боремся за каждого ребёнка.
Антон – исключение. Он выздоровел, понимаете? Больше того, мозг – сложная штука. У таких детей тонкая грань между умственной отсталостью и сверхспособностями. Ему посчастливилось перейти эту грань. А ещё максимум год, и он просто не сможет учиться дальше, в санатории нет даже восьмого класса. И сейчас он учится, мягко говоря, нелегально. Я не могу даже передать его в детский дом, чтобы он жил, как все дети, по тем или иным причинам, оставшиеся без родителей. У тех детей хотя бы есть будущее. А у наших – только инвалидный дом после восемнадцати лет с его диагнозом.
– В инвалидном доме тоже люди живут. Я не знаю этого мальчика, а должна выбирать, он или девочки мои. Одна их просто не потяну. И то, если муж меня не убьёт, а он может. Такую ложь простить, надо быть святым, я за ним святости за нашу жизнь не замечала. Не надо мне было приезжать, не надо было!