Шрифт:
Закладка:
Упоминание имени знаменитого химика заставило Орджоникидзе поднять брови:
— Ипатьев? Он до сих пор участвует в ваших работах?
— Да, товарищ нарком. Руководит научной частью.
— Хм, серьезно, — Серго внимательно изучил документы. — И что, эта ваша технология уже работает в промышленном масштабе?
— Первая установка запущена месяц назад. Результаты превосходят ожидания. Особенно по выходу бензиновых фракций.
Орджоникидзе встал и прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Я знал эту его привычку, так он лучше думал.
— Студенцов говорит, что у тебя финансовые махинации, — внезапно произнес он, резко развернувшись. — Прямые договоры с поставщиками в обход централизованного снабжения, какие-то странные схемы закупок оборудования, валютные операции.
— Все наши финансовые операции абсолютно законны, — твердо ответил я. — Мы действуем в рамках постановления о хозрасчете. Нестандартные решения принимаем только когда нет другого выхода. Например, когда срывались централизованные поставки труб для нефтепровода. Мы должны были останавливать строительство и ждать полгода? Или найти альтернативного поставщика и договориться напрямую?
— Альтернативного? — прищурился Серго. — Это какого?
— Коломенский завод. У них внеплановое производство труб для железнодорожного ведомства. Мы договорились на часть партии с соответствующей компенсацией.
— Компенсацией? — Орджоникидзе заинтересовался. — Какой еще компенсацией?
— Мы поставили им специальную сталь для изготовления инструментов. Завод крайне нуждался, а у нас свой металлургический цех.
— Бартер, значит, — Серго хмыкнул. — При том, что Коломенский тоже под тобой находится. Из одного кармана в другой, получается? Ох, Краснов… А в отчетности как оформляли?
— По трудовому соглашению, — ответил я, чувствуя, что вступаю на скользкую почву. — Мы привлекли рабочих завода как временных специалистов, они получили зарплату, на которую официально приобрели нашу сталь.
— Ловко, — в глазах наркома мелькнула искра то ли одобрения, то ли осуждения. — Но в Госплане такие схемы не любят. Они разрушают централизованное снабжение.
— Заводы любят, — возразил я. — Потому что получают необходимые материалы без волокиты. А главное — промысел работает, нефть течет, план перевыполняется.
Орджоникидзе вернулся к столу, сел, задумчиво потер подбородок:
— Значит, Студенцов хочет свернуть ваш эксперимент и передать промысел под управление Главнефти?
— Да, товарищ нарком. Но дело не только в административном подчинении. Они хотят свернуть все наши новые методы работы, все технологические эксперименты. Для них это угроза привычной схеме управления.
— Где доказательства? — Серго пристально посмотрел на меня.
Я достал из портфеля еще одну папку:
— Вот копия проекта реорганизации, подготовленный в недрах Главнефти. Он предусматривает ликвидацию научно-исследовательского отдела нашего промысла, замену методов управления производством, отказ от экспериментальных разработок в области катализа.
— Откуда у тебя этот документ? — нахмурился Орджоникидзе.
— У Студенцова тоже есть недоброжелатели, — уклончиво ответил я.
Серго просмотрел документ, и его лицо постепенно темнело.
— Вижу, — наконец произнес он. — Действительно, полный разгром вашего подхода. Но может, они правы? Может, нужна унификация управления нефтяной промышленностью?
— Унификация убьет инициативу, товарищ нарком, — горячо возразил я. — Наш промысел экспериментальная площадка для новых методов организации производства, новых технологий. Результаты говорят сами за себя. Выше производительность, ниже себестоимость, лучше качество продукции.
Я выложил перед Орджоникидзе последний козырь. Сравнительную таблицу экономических показателей нашего промысла и аналогичных предприятий Главнефти.
— Посмотрите, товарищ нарком. Средняя производительность труда у нас на тридцать два процента выше. Расход материалов на двадцать процентов ниже. Объем капиталовложений на единицу добычи меньше на четверть.
Серго внимательно изучил цифры. Его массивная фигура наклонилась над столом, палец двигался по строчкам таблицы.
— Впечатляет, — наконец сказал он. — Если, конечно, цифры не приукрашены.
— Можете отправить комиссию для проверки, — предложил я. — Любую, самую придирчивую. Результаты подтвердятся.
Орджоникидзе встал и снова подошел к окну. В стекле отражался его силуэт.
— Знаешь, Краснов, — медленно произнес он, — в наркомате сейчас сложная ситуация. После процесса Промпартии все ищут вредителей. Особенно среди специалистов старой школы, среди тех, кто проявляет излишнюю самостоятельность.
Он повернулся ко мне:
— Твои методы работы… они слишком напоминают НЭП. А сейчас курс на централизацию, на плановое хозяйство. Тебя могут объявить идеологически чуждым элементом.
— Но ведь результаты… — начал я.
— Результаты хорошие, да, — перебил Серго. — Но важна не только экономическая эффективность, но и политическая линия.
Я понимал, к чему он клонит. В нынешней обстановке экономическая целесообразность отходила на второй план перед идеологическими соображениями.
— Товарищ нарком, — твердо произнес я, — наш промысел полностью соответствует линии партии на индустриализацию страны. Мы даем стране нефть, высококачественные нефтепродукты, необходимые для развития промышленности и обороны. Разве это не главное?
Орджоникидзе задумчиво покачал головой:
— Главное-то главное, но… — он замолчал, словно взвешивая слова. — Есть силы, которые считают твои эксперименты с организацией производства чуждыми нашей системе. Слишком много частной инициативы, слишком мало централизованного контроля.
— Но вы же сами говорили на XVI съезде о необходимости внедрять хозрасчет, о важности материальной заинтересованности работников, — напомнил я.
Серго усмехнулся:
— Помнишь, значит. Да, говорил. И сейчас так считаю. Но ветер меняется, понимаешь? Теперь всюду ищут идеологическую выдержанность.
Он вернулся к столу и потянулся к телефону:
— Подожди минутку.
Орджоникидзе набрал номер:
— Лидия Петровна? Когда заседание комиссии по проверке Татарского нефтепромысла? — Он выслушал ответ. — Хорошо, отметьте, что я буду присутствовать. Да, лично.
Мое сердце учащенно забилось. Присутствие наркома на заседании резко меняло расстановку сил.
Положив трубку, Серго посмотрел на меня:
— Комиссия соберется через три дня. Я буду присутствовать. Но учти, Краснов, я не стану вмешиваться в ее работу. Решение должно быть объективным.
— Спасибо, товарищ нарком, — я сдержанно кивнул, понимая, что это большая победа.
— Не благодари раньше времени, — Орджоникидзе поднял палец. — Студенцов серьезно настроен. У него сильная поддержка. И знаешь что? Я не уверен, что он не прав.
— Но результаты…
— Да-да, результаты, — отмахнулся Серго. — Но что будет через год? Через пять лет? Может, твои методы хороши для небольшого промысла, для экспериментального производства. А для крупной нефтяной промышленности нужна система, механизм, регламент.
Он задумчиво побарабанил пальцами по столу:
— Будь готов к компромиссу, Краснов. Полную независимость тебе все равно не оставят. Вопрос в том, сколько свободы действий ты сохранишь.
Я кивнул, понимая, что нарком прав. Полуэктов уже предупреждал об этом.
В нынешней обстановке полную победу одержать невозможно. Нужно искать компромисс, который позволит сохранить основное. Наши методы работы, наши технологии, нашу команду.
— Я понимаю, товарищ нарком, — сказал я. — Готов к конструктивному диалогу.
Орджоникидзе усмехнулся:
— Вот и хорошо. Готовься к заседанию комиссии. Документы подготовь, аргументы отточи. И помни, я наблюдаю, но не вмешиваюсь. Твоя судьба в твоих руках.
Он протянул мне руку, давая понять, что аудиенция окончена:
— Удачи, Краснов.