Покидая кабинет наркома, я чувствовал смешанные эмоции. С одной стороны, присутствие Орджоникидзе на комиссии давало надежду на справедливое решение. С другой, нарком ясно дал понять, что не станет активно меня защищать.

Спускаясь по мраморной лестнице наркомата, я мысленно перебирал полученную информацию. Политический ветер действительно менялся.

На улице меня ждал Степан за рулем машины. Я сел на заднее сиденье, достал блокнот и начал составлять план подготовки к заседанию комиссии. Времени оставалось мало, а работы непочатый край.

Вечер накануне заседания комиссии выдался промозглым и тревожным. Мелкий, колючий дождь барабанил по стеклам квартиры на Чистых прудах, которую Мышкин снял для нашего московского штаба. Три комнаты завалены документами, диаграммами, таблицами, всем, что могло помочь в завтрашней схватке.

Я сидел за дубовым столом, в третий раз перечитывая наше экономическое обоснование, когда в дверь постучал посыльный из телеграфа.

— Срочная телеграмма для товарища Краснова, — сообщил он, протягивая запечатанный конверт.

Я разорвал желтоватую бумагу и впился глазами в текст:

«ЛЕОНИД ИВАНОВИЧ ТЧК СКВАЖИНА НОМЕР ВОСЕМЬ ДАЛА РЕКОРДНЫЙ ДЕБИТ ТЧК СУТОЧНАЯ ДОБЫЧА ПРЕВЫСИЛА РАСЧЕТНЫЙ МАКСИМУМ НА ТРИДЦАТЬ ШЕСТЬ ПРОЦЕНТОВ ТЧК КАЧЕСТВО НЕФТИ СООТВЕТСТВУЕТ ВСЕМ ПАРАМЕТРАМ ТЧК НЕФТЕПРОВОД РАБОТАЕТ НА ПОЛНУЮ МОЩНОСТЬ ТЧК РИХТЕР»

Невольный возглас радости вырвался у меня, привлекая внимание Головачева, склонившегося над расчетами за соседним столом.

— Хорошие новости, Леонид Иванович?

— Лучше не бывает! — я протянул ему телеграмму. — Восьмая скважина превзошла все ожидания. Тридцать шесть процентов сверх плана!

Головачев быстро пробежал глазами телеграмму и присвистнул:

— Это же меняет все экономические расчеты! Фактическая производительность гораздо выше проектной!

— Именно, — я уже лихорадочно пересчитывал в уме новые показатели. — Нужно срочно внести коррективы в наше обоснование. С такими объемами добычи себестоимость нефти снижается еще на пятнадцать-двадцать процентов.

— Потрясающе! — Головачев схватил лист бумаги и начал быстро набрасывать новые цифры. — Это опровергает главный аргумент Студенцова о низкой рентабельности.

Почти сразу же раздался звонок в дверь. На пороге стоял Мышкин, а за ним массивная фигура профессора Величковского в старомодном сюртуке и с неизменным пенсне на цепочке.

— Добрый вечер, коллеги, — Величковский степенно вошел, отряхивая пальто от дождевых капель. — Дьявольская погода. Мой ревматизм уже напоминает о себе.

— Николай Александрович, как удачно, что вы пришли именно сейчас, — я пожал руку профессору и показал ему телеграмму. — Взгляните!

Величковский изучил текст, близоруко щурясь через пенсне:

— Чрезвычайно интересно, — он задумчиво погладил седую бородку. — Это подтверждает мою теорию о карбонатных коллекторах данного типа. Необходимо срочно провести полный анализ образцов новой нефти.

— На это нет времени, — покачал головой Мышкин. — Заседание комиссии завтра в десять утра.

— Тогда используем доступные данные, — Величковский опустился в кресло, вытаскивая из потертого портфеля папку с документами. — Я принес заключение научно-технического совета Промышленной академии. Три ведущих профессора подписали — Бородин, Ястржембский и я.

Он протянул мне документ. Плотная бумага с официальным бланком и тремя размашистыми подписями внизу. Заключение категорически поддерживало наши методы переработки высокосернистой нефти и квалифицировало их как «передовое достижение отечественной нефтехимии, имеющее стратегическое значение».

— Это серьезная поддержка, Николай Александрович, — я благодарно кивнул профессору. — Но наши недруги попытаются оспорить научную обоснованность.

— Пусть попробуют, — усмехнулся Величковский, снимая пенсне и протирая его батистовым платком. — У меня есть кое-что еще. Академик Зелинский прислал мне телеграмму из Ленинграда. Он полностью поддерживает наши методы каталитической переработки и считает их перспективными для всей нефтяной промышленности.

— Зелинский? — я не мог поверить своей удаче. — Это же огромный козырь!

Николай Дмитриевич Зелинский — признанный авторитет в органической химии, создатель первого эффективного противогаза, патриарх советской науки. Его поддержка имела колоссальный вес.

— Я включил его телеграмму в пакет документов, — кивнул Величковский. — Однако, должен предупредить, Студенцов привлек на свою сторону Косынкина из Нефтяного института. Неприятный тип, карьерист. Он подготовил довольно критический отзыв на наши методы.

— Знаем о Косынкине, — вмешался Мышкин. — У нас есть информация, что он лично заинтересован в продвижении американских технологий крекинга. Возможно, имеет финансовую заинтересованность.

— Это можно использовать, — заметил я, делая пометку в блокноте.

— Что еще? — спросил Великой, налив себе чашку горячего чая. — Как у нас насчет партийной поддержки?

— Да, но не волнуйтесь раньше времени, — я улыбнулся. — Я говорил с Постышевым из горкома. Его рекомендовал Бауман. Он симпатизирует нашему проекту и готов высказаться в его поддержку. В конце концов, это вопрос не только экономический, но и технический. А в технических вопросах даже партийные руководители прислушиваются к мнению специалистов.

Я достал из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги:

— Вот список членов комиссии с моими пометками. Зеленым отмечены те, кто точно на вашей стороне. Красным — союзники Студенцова. Остальные пока не определились.

Величковский просмотрел список. Из пятнадцати членов комиссии зеленым были отмечены только четверо, включая представителя военного ведомства. Красным — шестеро. Оставались пять человек, которые могли склонить чашу весов в любую сторону.

— Как видите, перевес не в нашу пользу, — профессор поправил галстук нервным движением. — Но еще не все потеряно. Присутствие Орджоникидзе может существенно повлиять на нейтральных членов комиссии. Никто не захочет выступать против линии наркома.

— Но Серго пообещал не вмешиваться, — заметил я.

— Одно его присутствие уже вмешательство, — усмехнулся Величковский.

Мы углубились в обсуждение тактики на завтрашнем заседании.

— Важнее всего показать не только экономическую выгоду, но и идеологическую выдержанность проекта, — подчеркнул Величковский. — Сейчас любой эксперимент в управлении рассматривается с точки зрения соответствия генеральной линии партии.

— Но наш проект полностью соответствует курсу на индустриализацию, — возразил я. — Мы даем стране нефть, обеспечиваем потребности промышленности.

— Этого мало, — профессор покачал головой. — Нужно подчеркнуть роль партийного руководства, значение политической работы на производстве. Студенцов наверняка будет играть на этом поле.

К полуночи квартира опустела. Гости разошлись, унося с собой задания по подготовке последних документов. Мы с Головачевым остались вдвоем, разбирая горы бумаг, систематизируя аргументы, выстраивая стратегию защиты.

— Вам нужно отдохнуть, Леонид Иванович, — заметил Семен Артурович, видя мои покрасневшие от усталости глаза. — Завтра решающий день.

— Отдохну после заседания, — отмахнулся я, перелистывая экономические расчеты. — Сейчас каждая минута на счету.

За окном ливень усилился, превратившись в настоящую бурю. Капли барабанили по стеклу с такой силой, словно пытались прорваться внутрь.

Удивительно соответствующая метафора для нашей ситуации. Буря, грозящая смести все, что мы создали с таким трудом.

К двум часам ночи Головачев все же сдался, уснув прямо за столом, положив голову на стопку документов. Я накрыл его плечи пледом и продолжил работу.

Передо мной лежали несколько вариантов выступления.

Первый — для открытой части заседания, с акцентом на экономические показатели и технические достижения. Второй — для закрытой части, где присутствовали бы