Я открыл папку с документами, но не успел произнести первое слово, как дверь распахнулась, и в зал решительным шагом вошел Серго Орджоникидзе.

Его крупная фигура в темном костюме, белоснежной рубашке без галстука мгновенно приковала к себе внимание всех присутствующих. Густые черные усы и характерный кавказский профиль придавали ему особую выразительность.

— Продолжайте, товарищи, продолжайте, — махнул он рукой, видя, что все поднялись при его появлении. — Я немного задержался, но теперь буду с вами до конца этого важного заседания.

Курчинский мгновенно поднялся с места:

— Товарищ Орджоникидзе, мы только начинаем. Товарищ Краснов как раз собирался представить свой доклад.

Орджоникидзе подошел к столу и занял место председателя. Курчинский с плохо скрываемым недовольством переместился на соседний стул.

— Отлично, — кивнул нарком, оглядев присутствующих проницательным взглядом. — Итак, у нас на повестке дня вопрос о Татарском нефтепромысле товарища Краснова. Слушаю ваш доклад, Леонид Иванович.

Атмосфера в зале мгновенно изменилась. Я почувствовал, как некоторые из «нейтралов» выпрямились и обратили на меня более внимательные взгляды. Даже сторонники Студенцова стали менее самоуверенными. Появление наркома нарушило заготовленный сценарий.

— Товарищи, — начал я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и убедительно, — разрешите представить вам доклад о результатах работы Татарского опытного нефтепромысла за истекший период и перспективах его развития.

Курчинский, хотя и был оттеснен с места председателя, не собирался сдаваться:

— Прежде чем товарищ Краснов начнет, предлагаю определить ключевые вопросы, на которые должен ответить доклад, — вмешался он. — В частности, экономическую эффективность промысла по сравнению со стандартными предприятиями Главнефти и целесообразность сохранения нестандартной организационной структуры.

Орджоникидзе бросил на него быстрый взгляд:

— Товарищ Курчинский, давайте сначала выслушаем доклад полностью, а потом уже будем задавать вопросы и определять ключевые моменты. Иначе мы можем заранее направить обсуждение в узкое русло, а нам нужна полная картина. Продолжайте, товарищ Краснов.

Курчинский поджал губы и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. В его глазах я прочитал плохо скрываемое раздражение.

Я разложил перед собой графики и таблицы, приготовившись представить результаты работы промысла. На душе стало немного легче.

Появление Орджоникидзе изменило расстановку сил. Но основная битва еще впереди. Студенцов имел в рукаве не один козырь, и он обязательно попытается их использовать.

— В своем докладе я хотел бы осветить три основных аспекта работы промысла, — начал я. — Во-первых, технические достижения в области добычи и переработки высокосернистой нефти. Во-вторых, экономические показатели деятельности промысла, включая сравнительный анализ с предприятиями Главнефти. И в-третьих, организационную модель управления, которая позволила достичь этих результатов.

Орджоникидзе кивнул, давая понять, что такая структура доклада его устраивает. Студенцов демонстративно раскрыл папку с документами, словно готовя контраргументы по каждому пункту.

В зале установилась напряженная тишина.

Курчинский, заместитель председателя ВСНХ, сидел в центре, его круглый подбородок едва заметно подрагивал. Признак скрытого нетерпения.

Справа от него расположился Богданов из Госплана, нервно постукивая карандашом по графину. Орджоникидзе занял место слева, его крупная фигура в темном костюме и белоснежной рубашке без галстука выделялась среди остальных.

А Студенцов, вопреки ожиданиям, скромно устроился во втором ряду среди экспертов. Его неприметная позиция не обманула меня.

Мменно оттуда он привык дергать за ниточки. Уже по тому, как заерзал на стуле его верный сторонник Козлов, я понял: план атаки готов, и неважно, кто будет озвучивать заготовленные вопросы.

— Товарищи, — начал я, разворачивая на столе крупную технологическую схему промысла, — перед вами результаты четырехмесячной работы Татарского опытного нефтепромысла. За это время нам удалось не только доказать промышленную ценность высокосернистой нефти, ранее считавшейся малопригодной, но и создать полный производственный цикл. От добычи до получения высококачественных нефтепродуктов.

Я развернул графики добычи, закрепив их на специально установленной доске.

— Обратите внимание на динамику. Первый месяц 1931 года. Добыча составляла сто пятьдесят тонн в сутки. Второй месяц уже четыреста пятьдесят тонн. А вот последние данные, — я указал на верхнюю кривую, — после запуска скважины номер восемь с рекордным дебитом добыча достигла восьмисот пятидесяти тонн в сутки!

Комиссия зашевелилась. Цифры впечатляли даже скептиков.

— А теперь главное, товарищи, — я достал из портфеля запечатанный ящичек. — Образцы нефти и продуктов переработки.

Открыв ящичек, я извлек несколько пробирок с жидкостью разных оттенков. Последовательно выставил на стол перед комиссией.

— Первая пробирка сырая высокосернистая нефть с содержанием серы до пяти процентов. Вторая та же нефть после первичной очистки. Третья бензиновая фракция с октановым числом семьдесят пять. Четвертая авиационный бензин с октановым числом восемьдесят пять. Получен методом каталитического крекинга по технологии профессора Ипатьева.

При упоминании имени знаменитого химика Богданов поднял голову от бумаг. Орджоникидзе подался вперед, разглядывая пробирки.

— И наконец, пятая, — я поднял последнюю пробирку с прозрачной жидкостью, — специальное дизельное топливо для танковых двигателей. С улучшенными низкотемпературными характеристиками.

Гаврюшин из Артиллерийского управления кивнул с видимым удовлетворением.

— Все это мы получаем из нефти, которую еще три года назад считали непригодной для промышленного использования, — подчеркнул я.

Я перешел к следующей части доклада, разворачивая экономические таблицы.

— Теперь о финансовых показателях. Себестоимость добычи тонны нашей нефти составляет тридцать два рубля сорок копеек. Для сравнения: на промыслах Грознефти сорок один рубль пятнадцать копеек. На бакинских промыслах тридцать восемь рублей семьдесят копеек.

— Позвольте, — вмешался Сурков из Главнефти, — откуда такие цифры? По нашим данным…

Курчинский остановил его жестом:

— Товарищ Сурков, давайте сначала выслушаем доклад полностью. Вопросы после.

Я продолжил, переходя к следующей таблице:

— После запуска нефтепровода мы достигли еще большего снижения себестоимости. До двадцати четырех рублей восемьдесят копеек за тонну. А с учетом новых данных по дебиту восьмой скважины ожидаем снижения до двадцати одного рубля пятьдесят копеек к концу года.

Богданов что-то быстро записал в блокнот.

— Но главное преимущество нашей нефти не в количестве, а в качестве, — я указал на пробирки. — Высокое содержание серы, которое считалось недостатком, мы превратили в преимущество. Сера ценное химическое сырье. Особенно для производства серной кислоты. Без которой невозможно производство взрывчатых веществ для оборонной промышленности.

Гаврюшин одобрительно кивнул.

— Кроме того, — я перешел к схеме переработки, — благодаря технологии каталитического крекинга по методу профессора Ипатьева мы получаем из нашей нефти до тридцати процентов бензиновых фракций. Около сорока процентов керосиновых и дизельных. Это соответствует лучшим мировым показателям.

Я заметил, как во втором ряду Студенцов что-то прошептал на ухо соседу. Козлову, эксперту, которого я видел на совещании в ВСНХ.

— Теперь об организационной модели управления, — продолжил я, разворачивая еще одну схему. — Именно она позволила нам достичь таких результатов. В чем ее особенности? Первое — децентрализация оперативных решений. Начальники участков и цехов имеют широкие полномочия в