Орджоникидзе нахмурился:

— Зачем это делалось?

— Чтобы обойти ограничения на импорт американской техники, — быстро ответил Лебедев. — И чтобы использовать валютные средства, выделенные на одни цели, для других закупок.

Я не мог больше молчать:

— Товарищ Орджоникидзе, позвольте возразить. Лебедев был уволен с завода за попытку присвоения средств. У нас есть акт ревизии, подписанный представителем ВСНХ. Все его обвинения — клевета человека, стремящегося отомстить.

— У меня есть документы, подтверждающие мои слова, — возразил Лебедев, доставая из потрепанного портфеля папку. — Вот копии договоров и накладных.

Студенцов с деланным безразличием наблюдал за разгоревшимся спором. Это была его карта. Дискредитировать меня через бывшего сотрудника.

— Товарищ Гаврюшин, — обратился я к представителю военного ведомства, — скажите, закупались ли через промысел приборы для Артиллерийского управления?

Гаврюшин поднялся, одернув китель:

— Да, такие закупки проводились. По специальному распоряжению наркомата обороны. Все документы оформлялись соответствующим образом, с соблюдением режима секретности.

— То есть, — я повернулся к комиссии, — так называемые «фиктивные договоры» — это плановые закупки для оборонной промышленности, проводившиеся через наш промысел по согласованию с военным ведомством?

Лебедев растерянно заморгал:

— Но мне говорили…

— Кто говорил? — резко спросил Орджоникидзе.

Лебедев замялся, бросив быстрый взгляд на Студенцова.

— Неважно, — Студенцов поспешил вмешаться. — Дело не в отдельных фактах, а в общей тенденции. А тенденция такова. На промысле товарища Краснова создается особая экономическая система, противоречащая принципам централизованного планирования.

Он достал еще одну папку:

— Вот расчеты наших экономистов. При перенесении методов Татарского промысла на всю нефтяную промышленность мы получим разбалансировку всей системы снабжения. Каждое предприятие начнет требовать для себя особых условий. Вступит в конкуренцию с другими за ресурсы. Фактически, это будет возвращение к буржуазному хаосу.

Студенцов говорил уверенно, рисуя перед комиссией картину экономического краха:

— Товарищи, мы все понимаем. Индустриализация требует концентрации ресурсов, централизованного распределения, единого планирования. Любые отступления от этих принципов подрывают всю систему. Да, промысел товарища Краснова показывает неплохие результаты. Но какой ценой? Ценой отступления от основополагающих принципов социалистического хозяйствования.

Он сделал паузу, обводя взглядом притихших членов комиссии:

— Поэтому Главнефть предлагает. Сохранить промысел как производственную единицу, но передать его под централизованное управление. Сохранить экспериментальную лабораторию, но в рамках общей структуры научно-исследовательских учреждений наркомата. Технические достижения использовать, а организационные эксперименты прекратить.

Студенцов закончил выступление и сел на место, внешне абсолютно спокойный. Но я заметил, как он нервно сжал в кулаке льняной платок.

— Товарищ Краснов, вам слово для ответа, — произнес Курчинский.

Я поднялся, чувствуя на себе взгляды всех присутствующих. Студенцов нанес мощный удар, переведя дискуссию в идеологическую плоскость.

— Товарищи, — начал я, — сегодня прозвучало много обвинений в адрес нашего промысла. Некоторые из них основаны на неверной информации, другие на неверном толковании фактов. Позвольте ответить по порядку.

Я сделал паузу, собираясь с мыслями:

— Начнем с экономических показателей. Товарищ Студенцов указал на увеличенные сроки амортизации в наших расчетах. Да, мы используем пятнадцатилетний срок вместо стандартных десяти лет. Но это не манипуляция, а отражение реальности. Благодаря внедрению новых методов обслуживания и ремонта, срок службы оборудования действительно увеличился. У нас есть заключение технической комиссии ВСНХ, подтверждающее этот факт.

Я достал документ с подписью главного инженера наркомата:

— Вот официальное разрешение на использование продленных сроков амортизации, выданное нам в рамках экспериментальной программы. Все абсолютно законно.

Студенцов слегка нахмурился. Этого аргумента он не ожидал.

— Теперь о системе оплаты труда, — продолжил я. — Да, на нашем промысле введена премиальная система, привязанная к производительности и качеству. Но разве это противоречит социалистическим принципам? Еще Ленин говорил о необходимости материальной заинтересованности работников в результатах труда. А мы лишь воплотили эту идею на практике. Кстати, премии получают не только инженерно-технические работники, но и рабочие. Более того, именно рабочие получают самые значительные премиальные.

Я развернул новую таблицу:

— Вот структура премиального фонда за последний квартал. Шестьдесят процентов всех премий выплачено рабочим-новаторам, предложившим усовершенствования в производственном процессе. Двадцать пять процентов — мастерам и бригадирам. И только пятнадцать процентов — инженерно-техническому персоналу. Разве это «частнокапиталистические методы»? Это социалистическое соревнование в действии!

Некоторые члены комиссии одобрительно закивали. Особенно Постышев из горкома. Этот всегда поддерживал инициативы рабочих.

— Что касается отступления от централизованного планирования, — я перешел к самому сложному пункту обвинений, — здесь произошло явное недопонимание. Мы не отвергаем плановые начала. Мы лишь предлагаем дополнить их элементами хозяйственной инициативы. Все стратегические задачи определяются планом. Все основные показатели утверждаются вышестоящими органами. Но методы достижения этих показателей, тактические решения — здесь мы предлагаем дать больше свободы предприятию.

Я взглянул на Орджоникидзе:

— Товарищ нарком, вы сами неоднократно говорили о необходимости внедрения хозрасчета. О важности инициативы на местах. Наш промысел — практическое воплощение этих идей.

Орджоникидзе чуть заметно кивнул. Это придало мне уверенности.

— Теперь самое серьезное обвинение. О связи наших методов с идеями Промпартии, — я намеренно сделал паузу. — Товарищи, это не просто ошибка. Это прямая клевета.

Я достал из портфеля материалы процесса над Промпартией:

— Вот программа Промпартии. Ее основа — это восстановление капитализма, возвращение частной собственности на средства производства, разрушение плановой системы. У нас же — государственная собственность, плановые задания, социалистическое соревнование. Принципиальная разница!

Наступил момент для решающего аргумента:

— Более того, если внимательно изучить документы Промпартии, то выяснится интересный факт. Вредители как раз выступали против децентрализации управления промышленностью! Они боялись, что инициатива на местах сорвет их планы по созданию узких мест в экономике. Они хотели сохранить бюрократическую систему, которая позволяла им манипулировать ресурсами и срывать производство. Наша же модель, наоборот, направлена на преодоление бюрократических барьеров и максимальное использование внутренних резервов предприятия.

Я заметил, как некоторые члены комиссии переглянулись. Этот аргумент для них неожиданный и сильный.

— Что касается показаний товарища Лебедева, — я повернулся к бывшему сотруднику, — то они полностью опровергаются документами. Все закупки для военного ведомства проводились в строгом соответствии с инструкциями наркомата обороны. Вот акт проверки, проведенной представителями ВСНХ и ГПУ после увольнения Лебедева. Никаких нарушений не выявлено.

Лебедев опустил глаза, явно чувствуя себя неуютно.

— Товарищи, — я обвел взглядом присутствующих, — наш промысел не отступление от социалистических принципов, а их творческое развитие. Мы доказали, что сочетание плановых начал с инициативой на местах дает превосходные результаты. Наша нефть питает индустриализацию, наши технологии обеспечивают независимость от иностранных патентов, наша модель управления позволяет максимально использовать потенциал каждого работника.

Я сделал паузу, прежде чем произнести заключительные слова:

— Передача промысла под управление Главнефти, с последующим сворачиванием наших методов работы, будет не только экономически нецелесообразной, но и политически ошибочной. Мы потеряем все преимущества, которые дает наша модель.