экономическом обосновании. Здесь потребуется тщательная работа. Ваши недоброжелатели наверняка подготовили цифры, доказывающие нерентабельность вашего промысла по сравнению с бакинскими и грозненскими.

— У меня есть реальные данные о себестоимости нашей нефти после запуска нефтепровода. Они значительно ниже расчетных, которыми оперирует Главнефть.

— Этого мало, — покачал головой Полуэктов. — Нужно показать долгосрочную перспективу. Сколько будет стоить тонна вашей нефти через три года? Пять лет? После выхода на полную мощность? Нужны комплексные расчеты, учитывающие стоимость дальнейшей разведки, бурения новых скважин, расширения нефтепровода.

Я задумался. Такие расчеты у нас были, но они требовали уточнения с учетом новых данных.

— Подготовим, — уверенно сказал я. — У Котова есть все необходимые цифры.

Полуэктов взглянул на часы:

— Время поджимает. У меня предложение. Давайте подготовим два варианта выступления на комиссии. Первый общий, для открытого заседания. Второй секретный, с акцентом на оборонное значение, для закрытой части, где будут только проверенные люди.

— Согласен. Так даже лучше.

Комбриг поднялся, давая понять, что наша встреча подходит к концу:

— И еще одно, Леонид Иванович. Возможно, придется пойти на некоторые уступки. Например, согласиться на усиление партийного контроля над промыслом. Или принять представителя ВСНХ в правление. Тактический отход ради стратегической победы.

Я задумался. Уступки казались логичным шагом в сложившейся ситуации, но все зависело от их масштаба.

— Это приемлемо, если сохраним оперативное управление промыслом и основную линию развития, — согласился я. — Главное, чтобы не развалили производство.

— Не развалят, — усмехнулся Полуэктов. — Для военных ваш промысел слишком ценен.

Мы пожали друг другу руки. Полуэктов проводил меня до двери:

— Завтра получите официальное письмо от Артиллерийского управления с оценкой стратегического значения вашей нефти. Гаврюшин уже готовит. Используйте его как козырь на комиссии.

— Спасибо, Георгий Всеволодович.

— И еще, — он понизил голос. — Знаю, что Студенцов активизировал контакты с ОГПУ. Будьте крайне осторожны. Никаких лишних разговоров, никаких встреч на частных квартирах. Только официальные контакты.

Я кивнул, оценив предупреждение. Полуэктов знал больше, чем говорил.

Вечер после встречи выдался промозглым. Мелкий моросящий дождь превратил московские улицы в лабиринт луж и грязи.

Я отпустил Степана, поехал сам за рулем. Попетлял по городу, убедился, что нет слежки и приехал на место встречи.

Ждал Мышкина в маленькой чайной на Покровке, выбрав столик в дальнем углу, откуда просматривался весь зал. Заказал стакан крепкого чая и листал вечернюю газету, делая вид, что полностью поглощен новостями об успехах первой пятилетки.

Алексей Григорьевич опоздал на двадцать минут. Необычно для него, всегда пунктуального до педантичности. Когда он наконец появился, я сразу заметил, что его сутулая фигура промокла насквозь, а залысины на лбу поблескивали от дождевых капель.

— Извините за опоздание, — негромко произнес он, опускаясь на стул напротив. — За мной увязался хвост, пришлось уходить по переулкам.

— Кто? — спросил я, не отрывая взгляда от газеты.

— Двое. Один в сером пальто, второй в кепке и кожанке. Топают как слоны, настоящие профессионалы, — с иронией заметил Мышкин.

Официантка принесла второй стакан чая. Мышкин достал из кармана потрепанный блокнот, сделав вид, что просматривает какие-то записи.

— Они из органов? — тихо спросил я, когда официантка отошла.

— Вряд ли, — Мышкин покачал головой. — Скорее, люди Студенцова. ОГПУ работает тоньше. Эти просто следят, куда вы ходите и с кем встречаетесь.

Он отхлебнул чай и поморщился — слишком горячий.

— Как прошла встреча с Полуэктовым?

— Успешно. Военные на нашей стороне. Обещают поддержку, — я наклонился ближе. — Но нам нужно больше информации о планах Студенцова. Что именно он готовит на комиссию.

Мышкин едва заметно улыбнулся:

— По этому вопросу у меня есть определенные успехи.

Он оглянулся по сторонам, проверяя, не смотрит ли кто-нибудь в нашу сторону, затем вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенную вчетверо бумагу и ловким движением фокусника подсунул ее под мою газету.

— Что это? — спросил я, не прикасаясь к бумаге.

— Проект реорганизации нашего промысла, подготовленный в аналитическом отделе Главнефти, — еле слышно ответил Мышкин. — Полная программа демонтажа всей нашей системы управления. Документ с грифом «Для служебного пользования».

Я сохранял невозмутимое выражение лица, хотя внутри все кипело от возбуждения.

— Как вы его добыли?

Мышкин отпил еще чая, словно размышляя, стоит ли вдаваться в детали.

— У меня остались некоторые связи со времен службы в контрразведке, — наконец произнес он. — Один старый товарищ теперь работает в секретариате Главнефти. Вернее, его жена работает машинисткой в канцелярии.

— И он просто так отдал секретный документ?

— Ну, не совсем просто так, — Мышкин слегка усмехнулся. — Его сыну очень нужно попасть в медицинский институт. Как раз там, где работает наш друг Зорин. Удивительное совпадение, не правда ли?

Я понимающе кивнул. Взаимные услуги — это валюта, которая никогда не обесценивается.

— Документ подлинный? — спросил я.

— Абсолютно. С визами начальников отделов и пометками самого Студенцова.

— Расскажите подробнее, что там.

Мышкин наклонился ко мне, понизив голос до шепота:

— Первое — ликвидация научно-исследовательского отдела промысла. Все разработки по катализу передаются в центральную лабораторию Главнефти в Баку. Второе — отмена нашей системы оплаты труда и премирования. Возвращение к стандартным тарифным сеткам. Третье — и самое важное — расформирование действующей управленческой структуры. Ваше снятие с должности директора и назначение на ваше место человека Студенцова — некоего Шаронова из грозненского управления.

— Шаронов? — имя показалось мне знакомым. — Тот самый Шаронов, который завалил бурение на Майкопском участке?

— Он самый, — кивнул Мышкин. — Абсолютно некомпетентный, но идеологически выдержанный товарищ. Идеальная кандидатура для разрушения нашего промысла.

Я покачал головой, осознавая масштаб угрозы:

— Это же полное уничтожение всего, что мы создали.

— Именно так. В документе прямо указано: «Ликвидировать неоправданный экономический эксперимент и привести управление промыслом в соответствие с общепринятыми нормами социалистического хозяйствования».

— А что насчет технологических разработок? Нашей системы очистки нефти?

— Предлагается «провести дополнительную экспертизу экономической целесообразности». Что, как мы понимаем, означает закрытие проекта. Студенцов не заинтересован в развитии нашей технологии. Ему нужно показать, что ваш эксперимент провалился.

Я тихо выругался, но Мышкин остановил меня предостерегающим жестом.

— Это еще не все. В документе есть пункт о передаче материалов по финансовой деятельности промысла на проверку в ревизионное управление.

— Это еще зачем? Какое отношение они имеют к нефтяной промышленности?

— Никакого, — Мышкин невесело усмехнулся. — Кроме того, что на основании акта ревизии могут арестовать любого по обвинению во вредительстве. Студенцов решил действовать наверняка. Если не удастся через комиссию, попробует через органы.

Я медленно сложил газету, прикрывая лежащий под ней документ.

— Когда состоится заседание комиссии?

— По моим данным, через три дня. Времени очень мало.

— Нужно использовать этот документ как козырь на встрече с Орджоникидзе, — решил я. — Показать, что Студенцов действует не в государственных