Он находил единомышленников. Например, в лаборатории по зоопсихологии знаменитого дрессировщика Владимира Дурова — такого же искателя и новатора по духу. Дуров поверил в идею ионизации воздуха и поддерживал исследования Чижевского. Король манежа видел: ионизированный воздух благотворно действует на обезьян, они становятся сообразительнее, меньше болеют. Цирковой артист с мировым именем, он написал об идеях своего соратника великому норвежскому арктическому исследователю Фритьофу Нансену, французскому физику Арсену д’Арсонвалю — и добился своего. О Чижевском узнали в Европе, стали переводить его работы на английский, немецкий, французский. Научный мир заговорил об аэроионотерапии.

Александр Чижевский

Чижевский отказался продать лондонской Ассоциации по изготовлению медицинской аппаратуры патент на свое изобретение. Он безвозмездно передал все права советскому правительству — и даже написал письмо в ЦК, вполне в духе того времени: «Я имею честь принести в дар открытие гуманного характера — метод борьбы за здоровье человека, способ защиты его жизни».

Патриот, потомственный военный, он и помыслить не мог об эмиграции. Таково уж офицерское воспитание, которое получил Чижевский. К тому же многое в советской системе ему нравилось: смелость социального эксперимента, отказ от многих предрассудков, которые мешают в науке, в искусстве… Он не мог не видеть, что система становится жестче, а риск попасть под колёса истории становится реальнее. Но, несмотря на проработки со стороны недругов, Большой террор прошёл мимо Чижевского — как будто кто-то хранил его «от сумы да тюрьмы»; до поры до времени.

Во властных кабинетах к его идеям тогда относились серьёзно, Совнарком даже присудил Чижевскому премию — 10 тысяч рублей. В Академии сельхознаук (ВАСХНИЛ) открыли научно-исследовательскую лабораторию ионификации, которую возглавил Чижевский. Его тогдашние опыты на животных доказали, что ионизированный воздух сокращает время заживления ран, укрепляет иммунитет и защитные функции организма. Его идеи подхватили многие — и медики, и агрономы, и животноводы. Для опытов Чижевскому предоставили птицеводческий совхоз «Арженка» в Тамбовской области. Через полгода работы учёный отчитывался об успехах: «ионизированные» цыплята при штатном расходе корма весили почти на 30 % больше, чем обыкновенные. Снизилась заболеваемость птиц. Сторонники Чижевского заговорили об экономическом чуде.

«Братья-разбойники»

Пришёл успех! Но тогда же началась газетная кампания, направленная против Чижевского. «Враг под маской учёного», «Безмерная наглость лжепрофессора Чижевского» — так назывались статьи, за которыми стояли директор Всесоюзного института животноводства Борис Завадовский и его брат Михаил, тоже академик ВАСХНИЛ. Оба — влиятельные люди в советской науке, несмотря на дворянское (как и у Чижевского) происхождение. Чижевский тоже не витал в облаках, умел защищаться, отстаивая свои идеи — и даже после смерти Луначарского находил союзников в кругах влиятельных руководителей. Так и удавалось отбивать атаки Завадовских. Поначалу Чижевский отвечал публично — но настал день, когда партийная пресса стала игнорировать его письма…

Братья Завадовские принципиально не принимали методику Чижевского. Они разработали другой сценарий подъёма советского птицеводства и животноводства — за счёт «гормонального рациона», то есть «на химии». Ионы Чижевского мешали реализовать их дорогостоящую программу — и братья боролись за место под солнцем яростно, не стесняясь казарменной риторики политических доносов. «Эти люди боялись, что метод аэроионификации настолько себя оправдает, что будет внедрен в народное хозяйство», — вспоминал Чижевский много лет спустя.

Полной победы Завадовские не добились. В структуре ВАСХНИЛ основали Центральную научную лабораторию по ионификации (ЦНИЛИ), которую возглавил Чижевский. Для экспериментов ему предоставили несколько опытных хозяйств. Но за это нужно было принести в жертву одну из важнейших своих разработок: публично отречься от нашумевшей в мире гелиобиологии, которая, как считалось, не соответствовала марксистской теории… Поколебавшись, Чижевский решил повторить «компромисс Галилея». В «Правде» — честь по чести — вышла его статья, в которой всё было разложено по полочкам, в соответствии с линией партии: «В 1922 году мною действительно была закончена статистическая работа, в которой излагалась идея о том, что между числом движений человеческих масс и максимумом периодической деятельности Солнца имеется некоторое совпадение во времени. Этому совпадению я и попытался дать объяснение, увлекся фантастическими положениями и впал в грубые ошибки, благодаря недостаточному знакомству в то время с историческим материализмом, так как работа эта была начата ещё до Октябрьской революции». Подобные исповеди в те времена публиковались частенько, обыватели привыкли к ним. Но Чижевскому неискреннее раскаяние далось с натугой: тонкая натура, он терпеть не мог политических спекуляций.

В 1939 году в Нью-Йорке состоялся первый международный конгресс биофизиков, ставший настоящим заочным триумфом советского учёного. Отсутствовавшего Чижевского избрали почетным президентом этого собрания. «Гениальные по новизне идеи», — так говорили про него на том форуме. Чижевского сравнивали с Леонардо да Винчи — и это вовсе не воспринималось как преувеличение.

В тот год его выдвинули и на Нобелевскую премию в области биологии. Есть сведения, что Александр Леонидович сам отказался от выдвижения: считал возможное получение такой награды «неэтичным». Ведь он — гражданин СССР, а в нашей стране к этой буржуазной награде в то время относились неприязненно.

Вместе с Иофаном он занимался «аэроионификацией» (именно так это называлось) Дворца Советов на Волхонке, который так и не был построен. Увы, это был последний громкий проект, в котором Чижевскому довелось участвовать.

Лагерная клиника

В тридцатые «свалить» Чижевского «братьям-разбойникам» не удалось, но это аукнулось в 1943 году, когда — фактически за неосторожное слово — учёного осудили на восемь лет лагерей. Работал он в годы войны в Челябинске, научным консультантом крупной клинической больницы. Там его и обвинили в «антисоветской агитации». В лагере Чижевский обустраивал клиники, писал и научные трактаты, и стихи:

В смятенье мы, а истина — ясна,

Проста, прекрасна, как лазури неба:

Что нужно человеку? — Тишина,

Любовь, сочувствие и корка хлеба.

По ту сторону свободы ему удалось написать несколько важнейших трудов, проверенных экспериментально: «Электростабилизация морфологических и белковых элементов крови при переливании», «Электростатический метод интенсификации химических реакций».

Да, он продолжал искать истину — и в лагерной лечебнице занимался наукой, налаживал ионизацию, рентгенографию — и писал, писал. И в лагерях, и в ссылке. После мытарств и скитаний он прожил в Москве только шесть лет — в тесной квартирке, в которой Чижевскому снова удалось собрать недурную библиотеку. Лагеря расстроили здоровье и нервы, но он даже сумел наладить работу в научно-исследовательской лаборатории по ионизации и кондиционированию воздуха.

Галилей ХХ века

Реабилитировали Чижевского только в 1962 году. К тому времени он был, пожалуй, самым недооцененным учёным Советского Союза. Его считали фантазером,