— Жарко у них там, похоже, — Юсуп сделал рацию чуть тише.

Монотонный диалог продолжился, но уже на низких частотах. Темное небо периодами озарялось работой ракетной системы залпового огня. Выходы нашей артиллерии отдельными залпами, эхом звучало в ушах. Мы все чаще обгоняли тяжелую технику, артиллерийские установки самоходные и движимые на прицепе. Где-то укрытые брезентом КАМАЗы мчались без остановок, памятуя о вездесущих дронах-камикадзе. Внутри кузова, облокотившись на борта, в баффе, печально всматривались в ночную пустоту солдаты.

— Юсуп, как долго нам еще?

— Пять малых.

На частотах лирики продолжались жаркие разговоры о трехсотых, двухсотых, всплыл позывной Хаус (медик, как я понял) и проскочило сообщение, что основная масса раненых бойцов идет к нему в лазарет.

Мы въехали в Соледар глубокой ночью. Помню, смотрел по сторонам в оба глаза: война не пощадила маленький соляной городок. Постройки практически разрушены. Там, где есть жизнь, обычно мелом, либо краской подписывали свой батальон и свою службу. Через пару минут наша «буханка» завернула во двор одного из ничем не примечательных домов. «Буханка» встала под маскировочной сетью, натянутой на территории. Я наконец ощутил твердость земли соледарской. Я потянулся, разминая свои затекшие члены. Справа был разрушенный дом. От прилета сто двадцатой мины не осталось камня на камне. Слева гараж. Внутри горел свет и был слышен шум раций. Я прошел внутрь. Было тепло и пахло тушенкой.

— Приветствую, Икар, а ты, видимо, наш новый начальник медицинской службы Рузай? — голос Икара был мягким и непринужденным.

Складывалось такое впечатление, что это происходит на гражданке, не на войне. Икар был среднего роста, достаточно крепкого телосложения. В его движениях была плавность и легкость. Он периодически почесывал свою седую бороду, при этом улыбаясь, пытаясь отшутиться: мол, чертовы блохи. Его карие глаза, казалось, смотрели на тебя и внутрь. Мне показалось, что этот человек глубоко рационален и все чувствует наперед. Он указал мне на старый диван, наспех заправленный старым покрывалом. Я поставил в угол свой АК-12, воспользовавшись быстро сбросом, снял плитник. Почувствовав себя легче килограмм на 20, я вздохнул с облегчением. В гараж вошел невысокого роста мужичок с длинной густой бородой. Он держался скромно и непринужденно. Глаза по-своему добрые, где-то даже застенчивые. Он протянул руку.

— Бадуся. Это мой позывной.

— Рузай, — ответил я.

Бадуся чем-то смахивал на домового, этакий хранитель очага базы второго штурмового батальона. Он тихо, почти незаметно взял в руки коробку и, повернувшись к нам, сказал:

— Ужин будет готов через минут двадцать, подходите.

Икар кивнул и вновь обратился ко мне:

— Рузай, сегодня отдыхай. Завтра я тебе все покажу, расскажу уже на месте. В том доме, — он указал на развалины, — в подвале можешь устроиться на ночлег.

— Спасибо, — ответил я.

— Есть будешь?

— Нет, я лучше посплю. — Попрощавшись, я тропой подошел к открытой двери подвала и на ощупь, чтобы не упасть, спустился по лестнице. В подвале было пять-шесть спальных мест. В дальнем конце, возле стены, похрапывая, спал один из добровольцев. Шум стоял приличный. Но учитывая мою усталость, мне было все равно.

Я устроился в одном из спальников и, закрыв глаза, практически сразу же уснул. Мне снился дом. Снилась каменная тропинка, ведущая к пруду, цепи по бокам тропы. Мне снились пионы, аккуратно высаженные мамой возле дома. Мне снился старенький мостик с прогнившими досками, баня и пошатнувшийся забор. Я чувствовал во сне родной запах дома.

Проснулся я где-то между семью и восемью утра. Осмотревшись, я понял, что в подвальном помещении я один. Пахло сыростью. В помещении витал запах затхлости. Краем глаза я уловил шустрых мышей, перебегавших с одного конца комнаты в другой.

На улице стояла прекрасная солнечная погода. Небо было светло-голубым, насыщенным. Намеков на облака не было. Где-то отзвучали залпы артиллерийских орудий. Но это было далеко, 5–7 километров от нас. Работала наша артиллерия в сторону противника. Осмотревшись, я заметил УАЗ, стоявший под навесом. Он был весь в грязи. Вчера и позавчера шел дождь. Маскировочная сеть, натянутая на кузов, давала некую маскировку в вечернее время. Дом, в подвале которого я спал, представлял собой груду камней, кирпичей и железных балок. На железных воротах гаража, а также оставшихся стенах дома, виделись глубокие отметины, выемки, впадины разной ширины и глубины от осколков мин, пулеметных очередей. Справа шла тропинка, которая уходила под импровизированный навес. Оттуда доносились голоса. Там был Икар и кто-то еще, басистый, с небольшим акцентом. Тихо не спеша я подошел вплотную к навесу. Оказалось, это был старый сарай. По правую руку я увидел клетку для пернатых. Она была пуста. Основная комната была небольшая, где-то пять на пять квадратов. Потолки очень низкие, поэтому приходилось пригибаться, чтоб не задеть деревянные балки головой. По правую руку стоял старый пожелтевший от времени диван. Столешница с пакетами чая, конфетами, вилками и ложками, грудой паштета и тушенки стояла возле стены. В центре стол и несколько табуретов. По левую сторону стоял газовый баллон с решеткой для готовки пищи. Я увидел Икара. Он стоял, облокотившись на косяк двери. Он вел беседу с незнакомым мне человеком.

— А вот и Рузай, наш новый начмед, — Икар улыбнулся.

— Наконец-то еще один доктор.

Алан

Меня Алан зовут. Позывной — Доктор, — он крепко пожал мне руку. — В рукопожатии чувствовалась настоящая мужская сила и крепость духа. Алану было 37_38 лет. По своей специальности он был врачом-травматологом. Оперирующий доктор, патриот своей страны, родом из солнечного Краснодара. Он оставил все свои дела, дабы вступить в ряды добровольческого штурмового первого батальона. В его открытых глазах я прочитал волю к победе, жизни, стремление спасти побольше ребят. Он был высокого роста, поэтому в помещении, где мы находились, он стоял пригнувшись. Черные волосы с проседью по бокам. Широкий открытый лоб с массивными надбровными дугами. Открытые карие глаза с ворохом длинных ресниц. Нос с горбинкой. Когда он улыбался, обнажая ровный ряд белых зубов, вокруг улыбались все. Он был крайне позитивным и харизматичным человеком.

Алан, начальник медицинской службы первого штурмового батальона

— Икар, теперь в вашем батальоне есть настоящий доктор. Рузай, ты кто по специальности? — Низкий тембр голоса добавлял нотку харизмы Алану.

— Сосудистый хирург.

— Ого, настоящий, оперирующий?

— Да, — ответил я.

— Это очень круто. Но здесь, братец, мало что пригодится из твоих навыков. Здесь в основном первая врачебная помощь и даже доврачебная. Вот как я, например, и то, и то делаю. Периодически приходится на вылазки ходить. Понимаешь,