Шрифт:
Закладка:
- А чего не в больнице?
- Так выписали, - он прикрыл глаза и помолчал, потом, видимо, собравшись с силами, продолжил: - выписали умирать. Уколы-то Таня ставит, а больше ничего и не надо. Вот и звал вас всех, чтобы попрощаться. Вот так, лицом к лицу, потому как у гроба стоять – это без толку, мне уже наплевать будет… Спасибо тебе, Мишка, что пришёл, меня обрадовал. Если чего сказать хочешь, говори. Я так вижу, эту ночь ещё проживу. А завтра… доктор сказал, что до конца страдать не буду, раньше сердце остановится.
Не зная, как поддержать умирающего, Иванов взял его за руку.
- Прощай Фёдор, - проговорил он тихо, - всегда мы друзьями были…
- Громче говори, - попросил больной.
Чтобы не кричать, Иванов придвинулся поближе и наклонил голову. На груди брякнул медальон, громоздкая цепь не желала спокойно лежать под рубахой. При этом звуке его как током шарахнуло. Медальон. Кто сказал, что он только раны лечит? Опухоль – это тоже рана, пусть и другого рода. А хватит его, чтобы такого пациента вылечить? Заряд максимальный, но и Фёдор уже двумя ногами в могиле. Может, и не вылечит до конца, но опухоль станет операбельной, тогда её спокойно вырежут. Или не подействует?
- Татьяна, - попросил Иванов, обернувшись. – Можно тебя попросить? Выйди на минутку.
- А что такое? – спросила Таня, но встала со стула и направилась к выходу.
- Есть такие вещи, - расплывчато пояснил он, - которые мужики друг другу наедине говорят.
Она пожала плечами и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. А Иванов потащил из-за воротника цепь с амулетом.
- Федя, если вдруг что, не говори никому, - сказал он, собираясь надеть амулет на больного.
- Ты чего? – Фёдор прищурился. – Нет, Миша, без толку крест надевать, неверующий я, всю жизнь не верил, так чего теперь-то. Если за гробом и есть чего…
- Ты не болтай, - прервал его Михаил, вешая амулет на шею. – Эта штука – она не от бога, она от другого ведомства. Теперь положи руку и сожми, чтобы вот эти два конца соединить. Крепко сожми.
Фёдор одарил его непонимающим взглядом, но всё же попытался сжать амулет. Крест вспыхнул, да так сильно, что на какое-то время в комнате стало светлее, свет прошёл через руку больного, потом засветилось запястье, а потом комок света впитался в его тело. Фёдор выгнулся дугой, глаза его широко распахнулись, а зрачки сперва расширились, а потом наоборот, стали мелкими точками. Он рухнул на кровать, хватая ртом воздух.
- Что… это… было? – спросил он в промежутке между вдохами, рука его разжала кулак, Иванов дотянулся до амулета и поспешно снял его, спрятав в карман.
- Ты скажи лучше, как чувствуешь себя? – спросил Иванов.
- Я… как будто… - вместо ответа Фёдор протянул руку, взял с тумбочки стакан с водой и поднёс ко рту. Рука дрожала, движения были неуверенные, но сил у него явно прибавилось.
Дверь открылась, встревоженная шумом Татьяна заглянула.
- Пойду я, - заторопился Иванов, вставая с места. – Всё, что нужно сказал, только это, подожди хоронить. Доктора иногда ошибаются, может, не всё так плохо. Попробуйте ещё раз обследоваться.
- Да поздно, - она вздохнула. – Не будут они, сказали, ждать смерти.
- А я говорю: вези меня на обследование! – раздался за его спиной голос Фёдора.
Иванов вздрогнул и обернулся. Хозяин дома стоял на ногах, всё такой же тощий и бледный, но решительный и, видимо, полный сил.
- Вызывай такси, вези в клинику и пусть… кэтэ, узи, рентген. Всё заново пусть делают, скажешь, что полегчало мне.
- Давайте я отвезу, - предложил Иванов. – И, если надо, могу денег подкинуть, если там платное обследование.
- Всё бесплатно, - заверил его Фёдор. – А ты, Мишка, иди отдыхай. Сами доберёмся, ты и так… Я тебе позвоню потом.
Иванов кивнул и направился к выходу. Фёдор обещание сдержал, позвонил. Прошло уже больше трёх часов, Иванов сходил в гости к дочери, рассказал о своём завтрашнем отъезде в глухие места, где не ловит связь, пообещал привезти что-нибудь интересное. Ольга и Филипп, в свою очередь, поделились планами на ребёнка. Они спорили об имени, потому как ждали мальчика. А когда он, допив чай, вышел и спускался к машине, телефон в его кармане зажужжал.
- Мишка? – голос Фёдора был встревоженным. – Ты один?
- А хоть бы и не один?
- Слушай, что ты сделал?
- Ты о чём? – Иванов попытался включить дурака.
- Врачи сказали, чудо случилось, они раньше слышали, чтобы рак вот так сам по себе отступал, но чтобы за три дня… не бывает такого. Я им не сказал ничего, просто, мол, в какой-то момент полегчало. А они меня по всем кабинетам на каталке… Короче, здоров я, даже печень восстановилась, а опухоли и близко нет.
- Ну, так радуйся, - сказал Иванов, улыбнувшись в трубку.
- Почему? – голос Фёдора вдруг стал грустным. – Почему меня?
- А кого? – не понял Иванов.
- Просто, я ведь почувствовал, что штука эта, которую ты на меня повесил, она ведь всё, сломалась. Треснуло в ней что-то, надорвалась от