Разумеется, при таких раскладах у волков шансов не было. На истребление всей стаи ушло три ночи. Остатки добили шакалы, а одна самка с волчатами всё же ушла в неизвестном направлении и более не появлялась. И тут кто-то обвинит Иванова в браконьерстве, скажет, что это неспортивно, что зверю надо дать шанс, но, будучи человеком достаточно чёрствым, Иванов бы на такое не повёлся. Да и отстрел этот к охоте отношения не имел. Для охоты существовали олени и кабаны. Здесь было другое: два хищника схватились за место под солнцем, и никто не хотел уступать. Опять же, в этом конфликте нападающей стороной был отнюдь не человек. Человек бы их не тронул, если бы они не трогали его. А они трогали, и постоянно изобретали способы подойти на расстояние прыжка. Вопрос вставал ребром: кому из них жить? Для сравнения, те же гигантские бобры, которые, если рассудить, в ближнем бою опаснее волков, человека полностью игнорировали и с ними он спокойно уживался. Или вот шакалы, небольшая стайка тощих вертлявых падальщиков. Они ведь хищники, да только куда более умные. Они человека приняли и спокойно кормились возле него. Изредка он даже подпускал их к себе и мог погладить. Делал он это нечасто, поскольку запах от тварей исходил отвратный. И даже конкурентом в борьбе за пищу он для волков не был. За всё время он застрелил двенадцать животных, а их тут оставалось ещё больше сотни, а если взять весь лес, то, наверное, тысячи. Отсюда следует, что конфликт волков и человека происходит исключительно от волчьей тупости. Трудно ожидать разумных поступков от зверья, но ведь могли они просто перенести свой ареал обитания на пару километров дальше, чтобы не пересекаться с более опасным хищником. Такое простое решение и зверю под силу, но нет. А теперь их самих нет.

С остальным оружием он тоже разобрался. Первым делом перенёс за портал всё, что грозило статьёй, а именно пистолет, обрез и купленные у Охрименко патроны. Пистолет он опробовал и результатом остался доволен. Немцы, при всей неприязни к ним у русского человека, с техникой обращаться умели и делали её качественно. Музейный экспонат со столетней историей спокойно поглощал современные патроны, пули летели прямо, механизм и не думал рассыпаться. На пристрелку он потратил пять патронов, убедился, что на дистанции в тридцать метров спокойно поразит ростовую мишень, после чего зачехлил ствол и решил пока его не доставать.

Пришлось решить ещё и некоторые бытовые вопросы, например, сшить кобуру. Для этого раздобыл муляж пистолета, пластиковый, но подходящего размера. Отдал в мастерскую, а через неделю получил на руки отличную кобуру, сшитую из какой-то армированной ткани, на липучках, а вдобавок её можно было крепить кучей разных способов, на ремень, разгрузку или даже ремень рюкзака. Это было важно, потому как пистолет, при всех своих плюсах, был довольно громоздким и сильно ограничивал маневренность.

Чехол для обреза он сшил сам, из толстого кожзама. И тоже постарался сделать так, чтобы можно было его крепить куда угодно. Идеальной казалась позиция, когда он вынимал его из-за спины, словно меч ниндзя, небольшая длина позволяла это делать. Правда, если на плечах висел рюкзак, сделать это было затруднительно. Стрельбы из обреза не показали ничего, кроме того факта, что использовать его нужно в упор или почти в упор. И желательно картечью.

Озаботился и холодным оружием. Финку он из убитого волка выковырял, сделать это было несложно, поскольку хищника уже основательно объели шакалы. Попутно разобрался с найденным кинжалом. Тот оказался неожиданно качественным. По виду напоминал кинжал английских коммандос, или, как говорят некоторый умники Файнберна-Сайкса. Отличался только костяной рукояткой и позолоченной гардой. А на торце рукоятки имелся номер из пяти цифр, и что-то подсказывало, что цифры эти отнюдь не инвентарый номер. Очень мелкие, сильно затёрты, но различить их можно, цифры человеческие, арабские. Ну и ладно. Что бы ни значили, а ножом пользоваться не помешают. Опять же, пришлось сделать на заказ пластиковые ножны.

Озаботился он и железкой побольше. Мачете в последнем бою его подвело, сталь тонкая, а качество её на уровне жести. И в магазинах ничего подобного не видел. Пришлось идти к кузнецам, которые по его заказу отковали из рессоры тесак с полуметровым клинком, закалили, отпустили и отлили из пластика рукоять. Прямой клинок с односторонней заточкой, едва заметно расширявшийся к концу, режущая кромка почти прямая, а потом через закруглённый тупой угол сходится на кончик. Колоть таким сложно, а вот резать и рубить – в самый раз. Только чистовую заточку он попросил не делать. Это он оставил для себя, точить ножи он любил, в наличии имелись несколько камней, с помощью которых любой кусок металла можно было превратить в бритву, чем он сейчас и занимался.

Сидя в своём доме на деревьях он расслабленно проводил клинком по камню на тысячу грит, одной стороной и второй, тщательно выверяя угол заточки. Металл твёрдый, точился неохотно, но это вопрос старания и усидчивости. А попутно можно было обдумывать дальнейшие действия.

С собой придётся взять кучу мелочей, компас, два фонаря с батарейками, небольшой запас еды в виде солонины, галет и консервов, запас соли, мыло, рыболовные принадлежности, котелок, две фляги, бинокль, фильтр для воды. Взял и аптечку, амулет исцеления – это хорошо, но он может разрядиться, потеряться, или просто не сработать в нужный момент. А ещё он является очень ценным предметом, вряд ли таких в этом мире много. Стало быть, при встрече с людьми его стоит держать в тайне и никому не показывать.

Амулет он зарядил полностью. Там не было индикатора зарядки, но это легко определялось. Лопасти креста стали ярко-красными, а потом начали едва заметно пульсировать светом. А ещё пропали неприятные ощущения при надевании, что говорило о насыщении его жизненной энергией. Ушло на это около трёх недель, хотя, если посчитать по часам, то примерно десять суток непрерывного ношения. Если он исцелил раненую ногу, будучи заряженным едва на четверть, то при полном заряде способен отрастить оторванную руку. Экспериментов он не проводил, но верил, что это так.