я странствовал по Фасе как бродячий целитель и фокусник. И за все время так и не смог понять, каким образом этот трюк может принести пользу моим соотечественникам – разве что даст им нечто интересное, над чем стоит поломать голову.

Фиро смотрел на собеседника, не веря собственной удаче. Быть может, богам Дара еще не все равно.

– Я полагаю, твой час настал, – заключил принц.

В тот день вечернее представление консорта Рисаны и принца Фиро отменили.

Весь остаток вечера принц продолжал сыпать вопросами, словно любознательный ученик, а Мидза терпеливо объяснял, на чем основаны чудеса банки Огэ. Он поведал, что шелкокрапинная сила, бегущая по внутренней и внешней поверхностям, имеет одинаковую мощность, но разную природу; что соединение банок последовательно или параллельно усиливает эффект, давая искры более длинные или более густые; что размер банки и гладкость посеребренной поверхности увеличивают объем хранилища; что если соединить два прутика, исходящие из банок Огэ, с лапками мертвой лягушки, можно заставить ее дергаться…

На следующее утро Мидза уже сидел в посыльном воздушном корабле и летел в Гинпен.

* * *

Пока госпожа Рисана и принц Фиро продолжали тур по островам, укрепляя волю народа к сопротивлению, императрице Джиа приходилось решать труднейшую задачу, убеждая колеблющихся людей, что Дом Одуванчика по-прежнему силен и крепок.

В полях Гэфики, близ имперской столицы, объявились полчища саранчи. Крылатые насекомые, сбивающиеся в густые живые тучи, реяли низко над землей или ползали по ней, пожирая все на своем пути. Урожай погиб, крестьяне прятались в подвалах, боясь высунуться наружу.

В прошлом с нашествиями саранчи отчасти справлялись благодаря флотилиям воздушных судов, которые распыляли отраву над пораженной местностью. Но поскольку теперь кораблей не было, не оставалось ничего иного, как ждать, когда бедствие закончится само по себе.

Жители Дара перешептывались, что это, дескать, кара богов, и расценивали приход льуку как дурное предзнаменование: конец династии Одуванчика уже близок.

– Чего вы от меня хотите? – негодующе вопрошала Джиа у статуй богов в императорском святилище.

– Любой знак можно истолковать множеством способов, – сказал премьер-министр. – Задача в том, чтобы выбрать ту интерпретацию, которая выгодна вам.

– Если хочешь, чтобы начался второй акт, – произнесла Сото, – то сейчас самое время вмешаться в сюжет и взять все в свои руки.

Императрица Джиа сама направилась в крестьянские поля Гэфики. Она взяла веялку для зерна и с размаху ударила по прожорливому рою. Насекомые налетели на нее, остервенело кусали руки, лицо, ноги. Однако Джиа не обращала внимания на боль и продолжала лупить саранчу.

Министры и генералы бросились, чтобы защитить ее, уговаривая вернуться в карету, где было безопасно. Но императрица лишь отмахнулась от них.

– Люди не должны остаться без урожая, и я буду убивать эти безмозглые создания одного за другим, если понадобится, – заявила она. – Кто-то по ошибке принимает мое молчание за слабость. Если боги действительно хотят падения Дома Одуванчика, то пусть убьют меня сегодня прямо на этом поле. Но я не отступлю.

Вдохновленные отвагой императрицы, министры и генералы тоже схватили лопаты и вилы и кинулись на кишащих повсюду насекомых. А вскоре и крестьяне выбрались из своих домов и бок о бок со знатными господами вступили в бой с саранчой.

Сражаясь против бескрайнего живого потока и терпя болезненные укусы, многие в толпе приходили к мысли, что они ведут себя как безумцы, однако наряду с этим испытывали также исступленную радость оттого, что делают общее дело, борются с врагом, пусть даже символически. А подобное чувство заставляет толпу ощущать себя непобедимой.

Джиа теперь больше не казалось, что она играет в политическом театре. Она ощущала слияние с окружающими ее подданными, как если бы народ Дара стал единым организмом. Ее вздымало на волне собственной храбрости и ярости. Как прекрасно было сражаться против неба и земли, будучи женщиной, императрицей Дара, представительницей гордой расы, происходящей от ано и исконных обитателей этих островов.

А потом со всех сторон вдруг появились стаи птиц: вороны, чайки, скворцы, сороки, голуби, даже соколы… Никогда в Дара не видели таких огромных стай пернатых и такого разнообразия их видов, летящих вместе.

Птицы обрушились на саранчу и стали пожирать ее.

Постепенно облако насекомых стало редеть, а затем исчезло. Насытившись, птицы разлетелись так же неожиданно, как и появились.

Императрица Джиа в изнеможении упала на землю.

Чудо с птицами было воспринято как знак богов и возродило во многих сердцах веру в силу Дома Одуванчика.

Но премьер-министр Кого Йелу тщательно исследовал, откуда взялась саранча, и направил засекреченный доклад маршалу Мадзоти.

* * *

Маршал Гин Мадзоти просматривала лежавшие перед ней стопкой донесения из Императорских лабораторий в Гинпене и по всему Дара: препарирование туш гаринафинов, правила кормления скота, огненная трубка с Тан-Адю, загадочные приспособления, действующие благодаря шелкокрапинной силе, нашествие саранчи…

Дзоми Кидосу и принцесса Тэра облекли свои рапорты в цепь предположений; Кого Йелу давал всестороннюю оценку новым изобретениям; Фиро, Тан Каруконо и Пума Йему приправляли свои бумаги личным боевым опытом.

Внезапно маршал изо всех сил шарахнула кулаком по столу. В голове у нее родился план.

Глава 56

Принц отправляется в полет

Руи, шестой месяц двенадцатого года правления Четырех Безмятежных Морей

Пэкьу Тенрьо каждый день посылал эмиссаров убеждать принца Тиму.

В этой роли зачастую выступали кашима, которые предпочитали служить пэкьу, нежели горбатиться на полях под плетью надсмотрщиков льуку. Простые люди ненавидели отступников, и это еще сильнее сближало тех с господами из числа льуку. В том-то и заключался план пэкьу Тенрьо по покорению завоеванного населения: настроить простонародье против элиты, а разные слои последней стравить друг с другом.

Кашима, который явился сегодня, звали Вира Пин, это был известный воспламенист с Дасу.

– Ваше высочество, – обратился он к принцу Тиму, – великий Люго Крупо сказал однажды, что мудрый правитель должен скорее следовать потоку истории, чем бороться с ним.

– Обязан ли я прислушиваться к словам Люго Крупо, презренного советника тирана Мапидэрэ? – спросил Тиму, остановившись, чтобы смахнуть пот со лба. – К тому же если уж он был такой мудрый, то почему решил сопротивляться ходу истории и отстаивал империю Ксана?

Принц снова принялся резать и складывать траву, которую заготавливали на корм гаринафинам. Ему не хотелось отстать от прочих крестьян, для всех устанавливалась единая норма выработки.

– Но его высочество ведь не станет подписываться под мнением, что монополией на правду обладают лишь победители, – возразил Вира. – Да, Крупо служил побежденному господину, однако мудрость вечна.

– Те, кто перебегает на сторону захватчиков, очевидно, становятся глухи