Сухомлинов, наконец, смог полностью сосредоточиться на работе по перестройке вооруженных сил. Основные черты необходимых преобразований были ясны ещё до назначения Сухомлинова министром. Ахиллесовой пятой русской армии являлись слабые по составу резервные войска. Ещё одной проблемой было разнообразие видов пехоты (гвардейские дивизии, гренадеры, пластуны, стрелковые дивизии, стрелковые бригады, резервные бригады, крепостные бригады и т. д.), затруднявшее управление армией. Специалисты также отмечали плохое развитие артиллерийских и технических частей [190, с. 114, 140].

Владимир Александрович ещё раз обсудил первоочередные задачи с царем и 14 апреля 1909 г. прислал в правительство письмо с изложением одобренной Николаем II программы. Её суть заключалась в следующем: учитывая оборонительный с российской стороны характер предполагаемой войны и сравнительную медленность мобилизации русской армии, предполагалось (чтобы избежать решительных вражеских ударов в первые несколько дней боевых действий) «поставить между собой и противником пространство». Для этого намечалось: оттянуть основную массу войск с западных границ в центр страны; уничтожить часть старых крепостей; усилить полевые войска (за счет резервных) [190, с. 136].

Для достижения указанных целей Сухомлинов отказался от старого мобилизационного расписания, составленного еще Д. А. Милютиным в 1880-е годы. Оно предусматривало развертывание русских армий после мобилизации в «польском мешке» (Царство Польское). Согласно новому мобилизационному плану, утвержденному 26 июня 1910 г., российские войска сосредотачивались в два эшелона на линии Белосток – Брест [190, с. 189]. Крепости в «польском мешке» упразднялись. Резервные войска ликвидировались.

Главная установка императора заключалась в следующем: реорганизация армии не должна увеличить личных тягот населения по отбыванию воинской повинности и расходов казны. Эти указания были обусловлены, во-первых, тем, что Николай II в 1898 г. сам публично призвал все страны мира положить предел росту вооружений [180, с. 506]. Кроме того, царь хотел провести реорганизацию без обсуждения в Государственной думе. Парламентские дебаты могли сильно затянуть дело. Вдобавок в их ходе пришлось бы сделать достоянием депутатов множество секретных подробностей оборонного характера. К тому же Николай II считал вопросы строительства вооруженных сил исключительно своей прерогативой. Но по закону провести задуманные мероприятия в порядке «верховного управления» возможно было только в случае, если военные затраты и количество солдат не увеличивались.

И Сухомлинов точно исполнил волю монарха. Реорганизация вооруженных сил была проведена военным министром так, что не потребовала роста расходов, а общее число военнослужащих даже уменьшилось [190, с. 143]. Но при этом боеспособных частей стало больше. Сухомлинов добился этого за счет упразднения резервных и крепостных частей. Из высвободившихся солдат и офицеров он сформировал 7 новых хорошо укомплектованных стрелковых дивизий.

Полевые войска до этого вообще не имели тяжелых орудий, находившихся в составе «осадной артиллерии». Теперь из этого упразднённого вида войск организовали тяжелую полевую артиллерию. Каждая пехотная дивизия отныне обеспечивалась артиллерийской бригадой, а стрелковая бригада – артиллерийским дивизионом. Армейскому корпусу придавался мортирный дивизион [190, с. 143]. Из остатков осадной артиллерии и пушек ликвидированных крепостей создавались четыре полка тяжёлой артиллерии.

В рамках сухомлиновской «реорганизации» впервые появились или получили толчок к качественному развитию новые виды и рода войск. 24 марта 1909 г. царь утвердил доклад Владимира Александровича «О преобразовании саперных, понтонных и телеграфных частей и полевых инженерных парков Европейской России и Кавказа». 14 апреля 1909 г. Николай II одобрил доклад Сухомлинова «О преобразовании железнодорожных войск». 17 июня 1909 г. император подписал доклад военного министра «О преобразовании и развитии воздухоплавательных частей» [190, с. 138–139].

Однако если саму реорганизацию Сухомлинову удалось провести в рамках имевшихся ассигнований, то дальнейшее оснащение войск и создание необходимой для них инфраструктуры (казармы, стрельбища, полигоны) требовало увеличения расходов казны. На это генерал запросил у министерства финансов 90 миллионов рублей на следующий год. Коковцов ответил отказом и посоветовал обойтись внутренними резервами. Тогда Владимир Александрович (15 июля 1909 г.) обратился в правительство (т. е. к Столыпину), назвав минимально необходимую сумму на 1910 год, без которой нельзя обойтись, не нанеся явный ущерб армии – 41 миллион рублей [190, с. 138–149].

В отличие от Коковцова, премьер к запросу военного министра отнёсся благосклонно. Увеличение расходов на армию означало уменьшение ассигнований на флот. А в споре, который в то время шёл в российских верхах по поводу задуманного Николаем II строительства океанских кораблей Столыпин был не на стороне моряков.

Для того чтобы согласовать позиции всех заинтересованных ведомств по отношению к «Программе развития морских вооруженных сил на 1909 – 1919 гг.», представленной в правительство в мае 1909 г. и предусматривавшей передачу флоту восьми линкоров-дредноутов, царь образовал Особое совещание под председательством П. А. Столыпина [191, с. 66]. Впервые оно собралось 3 августа 1909 года. Сухомлинов заявил там, что «Россия не может отказаться от обладания военным флотом», тем не менее «немедленное» развитие морских сил империи кажется делом «трудно осуществимым». Таким образом, он, не отвергая «Морскую программу», высказывался против слишком резких темпов её реализации. Военный министр предложил для начала ограничиться модернизацией Кронштадта и обзаведением миноносцами и подводными лодками.

Гораздо более решительно выступил протии амбиций моряков начальник Генерального штаба Мышлаевский. Он считал, что об утверждении их программы не может быть и речи, а флот, как учит история России, «играет вспомогательную роль по отношению к сухопутной армии» [190, с. 150].

Как мы помним, именно Мышлаевского в августе – сентябре хотели видеть на месте Сухомлинова Столыпин и Коковцов. Когда интрига Мышлаевского не удалась и его отправили из столицы на Кавказ, они сильно жалели.

Коковцов и дальше продолжил борьбу против ненавистного ему военного министра. По-другому повёл себя Столыпин, в отношении которого к Сухомлинову отсутствовал личный момент. Если Коковцову было жалко денег и на флот, и на армию, то для Столыпина военный министр, с тех пор как он начал выбивать больше средств на сухопутные войска, отбирая их у моряков, объективно стал союзником, причем весьма ценным, учитывая, насколько сильно прислушивался к его словам царь. (Доверие «его величества ко мне было настолько велико, что во всех военных вопросах – до самого возникновения войны – моё мнение оказывалось решающим», – с гордостью вспоминал на склоне лет Владимир Александрович) [172, с. 175].

В итоге, не без помощи Сухомлинова, Столыпину на совещании 3 августа 1909 г. удалось продавить двойное сокращение планируемых к закладке дредноутов – с восьми до четырех [191, с. 67]. Однако монарх, видимо, потребовал у премьера, чтобы «отжатые» у моряков в пользу армии деньги частично пошли на нужды военно-морской обороны. Это следует из быстрого повторного созыва совещания (оно вновь собралось уже 21 августа 1909 г.), где председатель совета министров поручил Сухомлинову с возможной быстротой (к ноябрю) определить, какие ассигнования необходимы на сухопутные оборонительные сооружения, которые в то же