1062

 См.: Farrell 1996b: 3 (русский перевод: Бахтин 1975: 137).

1063

 Fernández-Ordóñez 1992; Fernández-Ordóñez 2020.

1064

 E1, fol. 2ra.

1065

 GE. 1: 5.

1066

 EE E1. fol. 2va.

1067

 GE. 1: 32, 160, 491; 2: 43.

1068

 Еккл. 1:10.

1069

 GE. 5: 461.

1070

 Bajtín 2019: 512 (русский перевод: Бахтин 1975: 90). Для Бахтина акценты – это значения и смыслы, заранее приписанные высказыванию и неразрывно с ним связанные: «Ведь всякое конкретное слово (высказывание) находит тот предмет, на который оно направлено, всегда, так сказать, уже оговоренным, оспоренным, оцененным, окутанным затемняющей его дымкой или, напротив, светом уже сказанных чужих слов о нем. … Направленное на свой предмет слово входит в эту диалогически взволнованную и напряженную среду чужих слов, оценок и акцентов, вплетается в их сложные взаимоотношения, сливается с одними, отталкивается от других, пересекается с третьими; и все это может существенно формировать слово, отлагаться во всех его смысловых пластах, осложнять его экспрессию, влиять на весь стилистический облик Bajtín 2019: 512 (русский перевод: Бахтин 1975: 89–90).

1071

 Chenu 1950: 109–113, Minnis 2010: 10; Paulmier-Foucart 2001: 148–150.

1072

 Помимо часто цитируемой Libellus apologeticus, это диалогическое сознание также можем видеть в прологе к la Gesta regum francorum usque ad annum 1214: «In quibus[gestis] lector non nostraleget, sed veterum, et quod ego loquor, ipsidicunt, et vox mea ipsorumestlingua» (Anónimo 1847: 732).

1073

 Bajtín 2019: 514 (русский перевод: Бахтин 1975: 92).

1074

 Необходимость установить свой авторитет заставляет его создавать «Вместо события взаимодействия полноценных сознаний … философский монолог … монологически понятый объектный мир, соотносительный одному и единому авторскому сознанию» (Bajtín 2005: 18 [переведено на испанский с учетом: Bakhtin 1984: 9]; [русский перевод: Бахтин 2002: С. 5]).

1075

 GE. 10: 502.

1076

 Castillo Lluch 2005: 134.

1077

 См.: Salvo García 2010: 202–203.

1078

 GE. 2: 6, 629. Как отмечает Каталан (Catalán 1992: 25), историки круга Альфонсо Х быстро отказываются от библейской хронологии, поскольку считают ее недостаточной и неполной: «ни Моисей, ни Иероним, никто из тех, кто ведет библейский рассказ по годам, не делает этого, разделяя истории подсчетом лет, говоря, что это случилось в таком году, а то в таком, а делают они это таким образом, который мы вам здесь укажем. Они говорят так: Адам был сотворен в начале мира, и затем рассказывают обо всех его делах и всю его историю целиком и в конце говорят, что у Адама были сыновья и дочери, и прожил он столько-то лет и умер, но, сколько лет было ему или миру, когда он родил Каина и его сестру Кальману … такого разделения лет и на годы в истории они не делают… И никакие другие деления лет в библейской истории не сделаны, а если они и встречаются, то в очень не многих местах, как вы увидите далее… Но у нас оно есть, поскольку мы считаем необходимым сделать это разделение на события и на истории и на рассказы язычников, которое мы включаем в библейскую историю, а также мы считаем нужным указывать годы, когда случились те события с язычниками, и помещать их в эту историю, и причина этого еще в том, что так делали мудрецы в своих историях, но делали они это только с событиями, касающимися язычников, но не с библейскими, но нам, как мы уже сказали, стоит отделять здесь годы, когда предводителем был Моисей, чтобы вы лучше видели, куда вписываются события язычников в историях этих книг Моисея. Поэтому мы для вас здесь сделаем такое разделение». Историки высказывают подобные замечания относительно организации книг Библии, которое, напоминают они, стало результатом складывания библейского канона. Несогласные с этим порядком, они предлагают реорганизовать канон Соломоновых книг: «Ранее мы рассказали вам историю деяний царя Соломона, как об этом рассказывает Третья Книга Царей и другие мудрецы, которые говорят о нем. Сейчас, поскольку святые отцы помещают в другое место Библии четыре книги, которые составил Соломон, мы, по причине того, что их сочинил Соломон, считаем, что для лучшего порядка их надо поместить после его историй, чтобы все деяния шли друг за другом вслед, так, как это сделал он. И так как святые отцы устанавливают последовательность этих самых четырех книг и ставят на первое место “Притчи” и затем “Екклезиаста”, после “Песнь песней” и в конце “Книгу премудростей”, мы исчисляем время и возраст согласно словам Соломона, сказанным в этих книгах, и так как то, о чем говорится в “Песне Песней”, соответствует возрасту юношества, когда люди работают с песнями и радуясь солнцу, мы располагаем “Песню песней” в этой истории на первом месте. И когда люди выходят из этого возраста, они входят в другой, более разумный, и этому соответствуют “Притчи”, поэтому мы ставим их после “Песни песней”. И, поскольку далее наступает еще более рассудительный возраст, чем предыдущие, а Соломон в “Книге премудростей” говорит о знании, мы помещаем эту книгу третьей после двух других, как полагаем правильным. Но также люди, когда доживают до старости, видят, что пережитое – это ничто, презирают мир и все, что в нем есть. И поскольку Соломон говорит об этом презрении к миру в “Книге Екклезиаста”, мы расположили ее последней из четырех” (GE 2: 629–630, 5: 363). Как замечает Вакс, эта реорганизация ветхозаветного материала также противоречит христианской экзегезе, согласно которой порядок Соломоновых книг был результатом возрастания мудрости царя в его понимании творения. “Песнь песней”, последний этап этого пути, – это наиболее сакральное воплощение человеческого понимания божественного откровения. Вакс находит в этой схеме возможное совпадение со средневековой раввинистической экзегезой, очевидно, с Раши, который устанавливает сходный порядок написания (Wacks 2015, 2017). “Песнь песней Рабба” – и вслед за ней Иосиф бен-Исаак Кимхи и Раша – приписывает эту интерпретацию рабби Ионафану: “Сначала он написал “песнь Песней”, затем “Притчи”