В таких условиях моему мужу было нелегко изменить представление Гит. ера о Франции Когда однажды делегация французских ветеранов первой мировой войны, беседуя с Гитлером о его «Майн кампф» и о высказанном в ней мнении насчет Франции, задала ему вопрос, не напишет ли он новой книги, тот ответил: «Я опровергну свою книгу не словами, а действиями». Начал он с предварительного шага — официального отказа Германии от возвращения ей Эльзас-Лотарингии И если бы между Германией и Францией возникло полное согласие, в мировую историю была бы вписана новая глава.

По возвращении Барту из поездки в страны Восточной Европы, еде он возобновил военные союзы против Германии, французский министр иностранных дел 9 октября 1934 г. был вместе с югославским королем Александром убит в Марселе. С преемником Барту министром иностранных дел Лавалем я еще несколько раз вел переговоры. Я пытался ввести в рамки договоров с Англией и Францией начатое тем временем Адольфом Гитлером в одностороннем порядке вооружение, которое вызывало на дипломатической арене значительную тревогу. К сожалению, и эти усилия, предпринимавшиеся мной зимой 1934/35 г., остались безрезультатными и нам пришлось констатировать, сколь бесконечно трудно прийти к ревизии военных статей Версальского договора дипломатическим путем. Весь этот ход развития послужил Гитлеру в марте 1935 г. основанием для введения всеобщей воинской повинности и для провозглашения формирования германских вооруженных сил{11}.

Непосредственным поводом явилось объявленное во Франции 6 марта 1935 г, восстановление двухлетнего срока военной службы. Тем самым французское правительство отказалось от идеи разоружения.

Для меня нет никакого сомнения в том, что шока, в который повергло мир это одностороннее заявление Гитлера, можно было бы избежать, если бы тогда удалось установить непосредственную связь фюрера с французскими государственными деятелями. Главное сопротивление любому германскому вооружению исходило тогда, несомненно, от Франции.

Введение всеобщей воинской повинности имело следствием то, что Джон Саймон и Антони Иден[49] прибыли к Адольфу Гитлеру в Берлин. Визит проходил в атмосфере согласия, что видно по беседам, к участию в которых я был тоже привлечен. Гитлер разъяснил британским государственным деятелям необходимость введения всеобщей воинской повинности. Он предпринял этот шаг, дабы внести наконец ясность в данный вопрос. Как и прежде, он заявлял о своей готовности заключить с другими государствами соглашения об ограничении морских и воздушных вооружений. Кроме того, он подчеркивал свое искреннее желание прийти к широкому соглашению с Великобританией. Была достигнута договоренность, что участники встречи будут поддерживать между собой связь дипломатическим путем по вопросу установления взаимопонимания в области морских вооружений. Затем в следующие недели предпринимался различный зондаж, и в конце мая 1935 г. нами было получено приглашение прислать в Лондон своего полномочного представителя для переговоров по вопросу о флотах.

Фюрер пожелал, чтобы на переговоры отправился я, и назначил меня послом по особым поручениям.

В начале июня 1935 г. я выехал в Лондон, чтобы достигнуть с английским правительством соглашения по морским вооружениям. Вести переговоры, на которые я взял с собой только узкий круг сотрудников, мне компетентно помогали адмирал Шустер и наш военно-морской атташе в Лондоне капитан I ранга З. Васснер вместе с некоторыми другими специалистами.

На первом заседании председательствовал сэр Джон Саймон. По опыту прежних переговоров с британцами мне казалось правильным с самого начала выдвинуть в качестве condicio sine qua non[50] желаемое фюрером соотношение английского и германского военных флотов 100:35. Далее я счел необходимым, чтобы мы заключили с Англией твердый договор, немедленно вступающий в силу. Если же этого не произойдет, я предвидел самые серьезные трудности. Но даже если Англия будет готова признать германские пожелания, приходилось рассчитывать на то, что при любом предварительном запросе Парижа (ввиду ее тогдашних союзнических отношений с Францией) она натолкнется на решительное возражение. Поэтому я и выдвинул наши требования сразу же после открытия переговоров.

Сэр Джон Саймон, желавший, чтобы такое требование, пожалуй, было поставлено лишь в конце переговоров, в качестве их результата, возразил, что принять такое требование сразу после начала переговоров едва ли возможно.

Переговоры продолжились в знаменитом здании адмиралтейства с его историческим флюгером. Он был установлен еще во времена адмирала Нельсона, чтобы командующий флотом адмирал в любой момент знал направление ветра: может ли французский флот выйти сейчас из гавани Булонь или нет.

После некоторых затруднений мои требования были приняты английской стороной. После короткого перерыва переговоры (которые велись в основном тогдашним помощником государственного секретаря в Форин офисе, будущим послом в Токио сэром Робертом Крэйджк и британским адмиралом Лиддлом) завершились 18 июня 1935 г. заключением известного германо-британского соглашения о флотах.

За день до заключения договора возникла еще одна серьезная возможность отсрочки — Форин офис неожиданно прислал проект соглашения, который в принципе закреплял соотношение 100:35, но хотел поставить его вступление в силу в зависимость от согласия всех держав, подписавших Версальский договор, а также содержал и некоторые другие тормозящие положения. У меня произошла в отеле «Карлтон» серьезная стычка с сэром Робертом Крэйджи, и я сказал ему: «Весьма сожалею, но мне придется отправиться домой, сознавая, что по отношению ко мне англичане слова своего не сдержали».

Затем проект был соответствующим образом изменен, причем (как это вообще принято на переговорах по вопросам флотов) первый лорд адмиралтейства, будущий лорд Монселл, проявил поистине широкий подход к делу в интересах своей страны.

Соглашение было подписано министром иностранных дел сэром Сэмюэлом Хором[51] и мной. В своей заключительной речи я со всей теплотой высказал мысль, что добровольным ограничением германских военно-морских сил фюрер желает навсегда устранить соперничество между флотами обеих стран и тем самым заложить фундамент прочной германо-английской дружбы. После меня слово взял Хор, но говорил он, как бросилось мне в глаза, гораздо холоднее. Однако для меня главным было то, что договор, казалось, создал основу для того англо-германского сотрудничества, к которому мы стремились, и устранял причину, которая привела к первой мировой войне.

Этим результатом моей лондонской миссии я был очень удовлетворен. Адольф Гитлер, которому я сообщил о подписании соглашения по телефону, был удовлетворен не менее — он назвал этот день одним из самых счастливых в своей жизни. Хотя тем самым, причем с согласия Англии, были официально отменены положения Версальского договора в отношении вооружений, бесконечно более важным мне казалось возникшее германо-английское взаимопонимание насчет наших флотов.

В полдень я был на ланче у сэра Уолтера Лейтона в здании газеты «Ньюс кроникл», где мое сообщение о договоре произвело своего рода сенсацию. Во второй половине дня меня посетили многие мои английские