Офицеры зашептались. Видно было, что последняя фигура вызывает у них наибольшее приятие. Впрочем, даже среди дворян – опоры трона – нашлись смутьяны и оригиналы, которые увидели вместо царствующего императора даже не его ближайшего родственника:

– Михаил Александрович слабоват характером. Чтобы управлять Россией, недостаточно иметь в жилах голубую кровь. Но если все-таки говорить о крови… великий князь Николай Николаевич подходит по всем параметрам!

– Ха, кто ж ему даст управлять Россией?! Владимировичи не уступят трон никому. Посему быть следующим императором Всероссийским Кириллу Владимировичу. Кузен царя не шибко морален, но на первое время сойдет!

– А что мы все о Романовых да о Романовых, есть еще Светлейшая княгиня Юрьевская с детьми от Царя-Освободителя Александра Второго, да и прочие Рюриковичи…

– А зачем вообще Рюриковичи? Я республиканец! Поставь во главе какого-нибудь депутата Протопопова или языкастого адвоката типа Керенского, и станет Россия страной с подлинной демократией! Главу будем избирать каждые четыре года, как оно заведено за океаном, или каждые семь лет, как в благополучной Франции…

– А я бы Гришку Распутина у кормила оставил, он уже и так министров меняет, а представьте, если никто не станет его сдерживать…

Брусилов зевнул – сколько раз за последнее время он уже слышал подобные разговоры – и покинул мероприятие даже до официального завершения. Пожилой генерал не питал иллюзий ни относительно будущего страны, ни по поводу собственной судьбы. А о медиуме оставил следующую запись в своих воспоминаниях: «Один только Ян Гузик был у меня под сомнением… Хотя окончательно уличить его мне и не удалось, но верить трудно было».

Однако спустя всего несколько дней Брусилова неожиданно повысили по службе, произведя в генералы от кавалерии, то есть полные генералы! Значит, не зря свечку ставил да тарелочки крутил?

Под сводами похожего на церковь культового сооружения можно было заметить и Керенского. Сухощавая фигура новоиспеченного депутата Государственной Думы была облачена в черный фрак, а глаза завязаны черной же лентой. Он стоял в кругу новых товарищей, но еще не видел их. Все организовал поручитель из числа тех, с кем он разговаривал на своей квартире. Гарант провез его через весь город, пока остальные братья – вольные каменщики собирались здесь и готовились пустить Александру Федоровичу кровь, символически, разумеется.

Вскоре Керенского отправили в так называемую комнату потерянных шагов, где он имел возможность в последний раз передумать. А после того как не сделал этого, ввели и в основную залу, заставив обнажить правое колено, а на левую ногу надеть сандалию. Судя по тонким улыбающимся губам, все происходящее завораживало и восхищало кандидата в вольные каменщики. Он чувствовал себя в своей стихии. И хотел поскорее завершить обряд, чтобы окончательно стать своим – среди тех, большинство из которых хорошо знал и раньше.

– Я должен прочитать клятву? – Политик всегда бежал немного впереди паровоза.

– Магистр должен попросить тебя зачитать клятву, – был ответ.

– А, понял…

– Готовы ли вы, Александр Федорович Керенский, зачитать наизусть клятву нашего брата, члена общества вольных каменщиков?

– Готов!

– Читайте…

– Клянусь во имя Верховного Строителя всех миров никогда и никому не открывать без приказания от ордена тайны знаков, прикосновений, слов доктрины и обычаев масонства и хранить о них вечное молчание, обещаю и клянусь ни в чем не изменять ему ни пером, ни знаком, ни словом, ни телодвижением, а также никому не передавать о нем ни для рассказа, ни для письма, ни для печати или всякого другого изображения и никогда не разглашать того, что мне теперь уже известно и что может быть вверено впоследствии. Если я не сдержу этой клятвы, то обязываюсь подвергнуться следующему наказанию: да сожгут и испепелят мне уста раскаленным железом, да отсекут мне руку, да вырвут у меня изо рта язык, да перережут мне горло, да будет повешен мой труп посреди ложи при посвящении нового брата, как предмет проклятия и ужаса, да сожгут его потом и да рассеют пепел по воздуху, чтобы на земле не осталось ни следа, ни памяти изменника!

В довершение ритуала новоиспеченному масону выдали расшитый фартук, или так называемый запон, а также серебряную лопатку и две пары белых рукавиц. А Керенский настолько вжился в роль, что под конец собственной речи едва не потерял сознание. Такое уже случалось с ним дважды или трижды во время самых громких судебных баталий, где он отдавал всего себя без остатка, а его психическое и физическое состояние должны были произвести дополнительное влияние на ход процесса.

Сейчас все было несколько иначе. Человеку, чьи глаза все еще были завязаны, велели сжимать и разжимать кулак левой руки, в то время как один из старших братьев коснулся его предплечья холодным клинком. Когда-то в старину в этот момент действительно пускали кровь, но в начале XX века уже можно было ограничиться символическим действием. Когда с глаз будущего премьер-министра сняли повязку, он плакал…

И в толпе вокруг некоторые не могли сдержать эмоций. К примеру, депутат Государственный Думы Александр Протопопов – кстати, будущий министр внутренних дел Российской империи, причем последний, занявший свой пост как раз перед недолгим триумфом Керенского…

Глава 5. Подельники идут по следу

Глава Московского охранного отделения подполковник Мартынов по-прежнему держал слово во время особого совещания, посвященного предстоящим Романовским торжествам.

В том числе об эсерах (социалистах-революционерах), которым серьезно сочувствовал тот же Керенский. Однако на момент описываемых событий Александр Федорович не был еще ни известным политиком, ни даже членом этой партии. Он вступит в нее только в революционном 1917-м.

– После разоблачения Азефа верхушка партии прячется за границей, а здесь их политический вес близок к нулю, – повторил Мартынов.

А когда бывший министр внутренних дел Дурново обвинил его в самоуверенности, за подполковника вступился нынешний шеф Дворцовой полиции Спиридович:

– Господа, мнение подполковника Мартынова опирается на агентурные сведения. Он хорошо осведомлен о том, какая партия какой сегодня имеет вес. Кроме того, Московскому охранному отделению будем помогать мы, Дворцовая полиция. Во всех поездках, при всех перемещениях августейшей семьи мои люди будут находиться рядом с людьми МОО. Наконец, нас усилят и чины Московской сыскной полиции. Их наблюдательные агенты тоже привлечены к вопросам безопасности, особенно в самой Москве, но не только.

– При чем здесь сыскная полиция? – удивился глава комиссии по торжествам Булыгин. – Разве они имеют опыт борьбы с политическим террором? Их дело – уголовная преступность!

Но тут протестующе поднял руку московский губернатор Джунковский:

– Александр Григорьевич, кашу маслом не испортишь! После лихолетья девятьсот пятого года некоторые из тех, кого вы ловите, так перемешались с уголовными, что сам черт не разберет, где кто. Экспроприации этих «политиков» больше смахивают на обычные уголовные проделки. И опыт сыскной