– Понятно. Посмотри-ка на эту жемчужину!

Александра Федоровна сама вынесла из соседней комнаты небольшой сундучок и выложила украшение на стол. Вырубова принялась разглядывать действительно крупную и красивую жемчужину. А императрица даже заулыбалась, что в последнее время бывало с ней нечасто.

– У тебя потрясающий вкус, Аликс. Очень хорошо! Ольге, на день рождения? – наконец спросила фрейлина.

– Нет, ты же помнишь, ей семнадцать!

– Ух, как быстро дети растут! – Вырубова говорила о царских дочерях, словно о собственных, своих-то детей у нее не было и никогда уже не будет.

– И не говори…

– Ты по-прежнему придерживаешься системы?

– Да!

Одними из самых распространенных обвинений в отношении императрицы были немецкая холодность и скупость. Однако все было сложнее, чем казалось на первый взгляд. Рядом с таким близким человеком, как Аня Вырубова, первая леди страны могла себе позволить быть и эмоциональной. А скупость объяснялась в том числе системой воспитания, благодаря которой дочери императрицы должны были вырасти благочестивыми и трудолюбивыми принцессами.

Вместо того чтобы подарить им всем на 16-летие по крупному ювелирному украшению, как практиковалось у остальных Романовых, Александра Федоровна придумала каждый год, в день рождения и именины, награждать великих княжон одним бриллиантом и одной жемчужиной. Таким образом, у Ольги Николаевны 1895 года рождения скопились два полных колье по 32 камня каждое. А на новое она уже и не претендовала.

– Тогда кому же? – Вырубова не стала развивать интригу.

– Тебе, моя дорогая, тебе! – Императрица обняла единственную подругу, отчего фрейлина даже слегка налилась краской:

– Спасибо…

Возможно, Вырубову что-то терзало изнутри, о чем она не могла рассказать даже своей Аликс. Ну а императрица пребывала в волнении совершенно точно. Быстрая смена настроения с воодушевленного на депрессивное также была ее визитной карточкой. И уже спустя несколько секунд она едва не плакала.

– Боже, Аликс, что с тобой? Что-то случилось?

– Нет… Пока нет… Но у меня нехорошее предчувствие!

– Мне страшно за тебя. Опять дурной сон?

– Да, и даже хуже…

– Что? Что тебе снилось?

– Я видела лилию, большую белую лилию, плавающую в черной болотной воде. Все вокруг прогнило, а лилия оставалась чистой, как ангельские одежды. В темном пруду появилась рябь, она покачивала лилию, но ни пятнышка не появилось на ней!

– М-да…

– Такого сна у меня еще не было! Скажи мне, о чем он?!

– Мне кажется, твой вещий сон приведет к определенным событиям, но что именно вскоре произойдет, мы пока знать не можем…

Императрица положила голову на грудь фрейлины.

А Вырубова в ответ стала гладить ее по волосам.

Александра Федоровна была глубоко набожным человеком, но одновременно имела и бесспорную склонность к мистицизму. Впрочем, в то время это была очень распространенная история…

Из церкви вышел и Алексей Алексеевич Брусилов, генерал-лейтенант и помощник командующего Варшавским военным округом. Трижды перекрестился, как водится православному, и поклонился в землю. Немолодой уже военачальник, которому через полгода должно было исполниться 60 лет, пока что не играл заметной роли ни в армии, ни в верхних эшелонах власти. Но так будет не всегда.

Сейчас же Брусилова больше заботила кадровая политика во вверенном округе. Дело в том, что вся армейская верхушка там была из немцев. Плюс – поляки, без которых штаб в Варшаве тоже было сложно представить. Ну а русские офицеры составляли меньшинство, и Брусилов явственно ощущал, что один он в поле не воин. Так пришло решение попросить о переводе. А также помолиться за удачное разрешение этой ситуации в церкви. После чего для верности… посетить и другое культовое место… а вернее, даже оккультное! Мистические сеансы, гадания, воззвания к высшим силам, какого бы знака те ни были, являлись приметой того времени. И не обошли стороной высокопоставленного офицера.

Брусилов поймал пролетку и вскоре оказался в узком кругу русских военных на одной из скрытых от посторонних глаз квартир. А дальше – как в кино. Стол, убранный тяжелой материей, и белоснежные тарелки на ней. Оплавившиеся с прежних сеансов свечи и приглушенный свет от них. Старинные книги и, разумеется, медиум – одетый во все черное мужчина с лицом пророка или сумасшедшего.

Алексей Алексеевич не занимал центрального места за столом, был всего лишь одним из. Но был вполне вовлечен в происходящее и верил в то, что якобы видел своими глазами, а потом еще и описывал в известных мемуарах, хранящихся в одной из главных библиотек нашей страны:

«Между прочим, я видел знаменитого медиума Эглинтона – англичанина, приезжавшего на время в Россию. В наших сеансах участвовала баронесса Мейендорф с дочерью, лейб-гусар князь Гагарин, флигель-адъютант полковник князь Мингрельский, князь Барклай-де-Толли и многие лица, которых я теперь не помню. Сеансы устраивались иногда у меня, иногда у Мейендорф. У нас являлся довольно часто некий Абдула, именовавшийся индийским принцем, затем являлась какая-то женщина якобы с дочкой и разные другие лица. Эглинтон был очень сильный медиум, и при нем происходили поистине необычайные феномены. Летали под потолок тяжелейшие вещи, из другой комнаты при плотно закрытых дверях прилетали тяжелые книги и тому подобное!»

В этот раз модератором спиритического сеанса выступал известный медиум Ян Гузик, поляк. Он был хорошо известен и в Москве, и в Петербурге. Но все же наибольшим влиянием пользовался на малой родине. Его описывали как невысокого, худого и даже «узкого» человека с лицом зеленовато-трупного цвета и зеленоватыми же, словно замерзшими глазами. Те, кому довелось к нему прикоснуться, вспоминали также, что Гузик холоден и даже сыроват на ощупь, а его черный облегающий сюртук был пропитан плесенью. По словам современников, этот медиум и сам был похож на призраков, которых вызывал.

Лишь только отлетали тарелки и тяжелые книги, как Гузик принялся гадать на будущее Польши. Русские офицеры слегка возроптали – где они и где Польша, но все же выслушали волшебника-мистификатора. Покрутив тарелочки, тот выдал:

– Быть Польше самостийным государством!

– Это с чего вдруг? – поинтересовался не без издевки один из военных.

На тот момент в подобное развитие событий поверить было непросто. Польша была важной частью Российской империи, Варшава – одной из столиц большой страны наряду с Санкт-Петербургом и Москвой, а император Николай Александрович гордо именовался еще и царем Польским.

– Я так вижу, – был ответ.

Был ли Гузик ландаунутым и мог ли знать события наперед или просто испытывал патриотические чувства по отношению к малой родине, история умалчивает. Но от будущего Польши мысли собравшихся быстро переключились и на судьбу всей Российской империи. Медиум крутил тарелки уже дольше, жмурился и демонстрировал, как вздуваются вены на его лбу, а под конец выдал странное предсказание, которое каждый при желании мог бы интерпретировать по-своему:

– Будет у России иной царь…

Но кто? И главное – когда? Цесаревич Алексей Николаевич, который так и так должен наследовать своему отцу, особенно если с последним что-нибудь