и это красный цвет, цвет революции!»[1805] Этот, казалось бы, незначительный пример демонстрирует, насколько сильно Гитлер ориентировался на марксистские методы пропаганды.

Когда Гитлер в еженедельнике «Иллюстрированный наблюдатель» 31 мая 1930 г. подверг критике австрийские хеймверы за их неспособность понять, что «распад марксизма столь же неизбежно повлечет за собой распад буржуазных партий», он указывал им, что только марксизм правильно оценил сферу буржуазных партий: «Никто не разглядел бессилия этих структур яснее, чем марксизм. Он умеет правильно обходиться с этими партиями, т. е., с одной стороны, он обращается с ними самым бесцеремонным образом, а с другой — время от времени дает им маленький кусочек хлеба с маслом»[1806]. Именно такую тактику весьма успешно использовал и Гитлер.

Подведем итог рассмотренному материалу: отношение Гитлера к марксизму определялось своеобразной амбивалентностью. С одной стороны, он восхищался им, рассматривал марксистское движение как пример для подражания и пытался извлекать у него уроки. С другой стороны, он отверг марксистскую идеологию, поскольку она отрицала принцип «вечной борьбы», а также расовый и личностный принципы. Его критика марксизма, подчеркнем это здесь еще раз, направлена в принципе не исключительно против собственно специфики учения Карла Маркса и во многом отличается от буржуазного антимарксизма. Нольте дал определение «фашизма» как «антимарксизма», «который стремится уничтожить противника путем формирования радикально противоположной, но все же соседствующей идеологии и применения почти идентичных, но измененных по характеру методов, но всегда в непробиваемых рамках национального самоутверждения и автономии»[1807]. Это определение и на самом деле очень близко к сути национал-социализма. Однако национал-социализм следовало бы не в первую очередь интерпретировать как антимарксизм. Скорее, это было альтернативное, конкурирующее революционное движение, и главной целью его было не уничтожение марксизма, вернее ему пришлось его уничтожать, и не вопреки, а именно из-за близости к нему.

В истории нам известно множество примеров того, как идеологии, религии и т. д. наиболее яростно и безжалостно боролись друг с другом именно тогда, когда они располагались относительно близко друг к другу или имели общий исток. Тезис Г. Шрамма гласит: «Христиане причинили евреям столько страданий не несмотря на то, что евреи были им так близки, а поскольку это было так»[1808], и этот тезис, mutatis mutandis, распространяется и на отношения гитлеризма и марксизма. Подобно тому как коммунисты наиболее яростно и беспощадно боролись с социал-демократами («социал-фашистами») в Веймарской республике не в связи с «хотя», а именно «поскольку» они происходили из общего истока, вот и Гитлеру приходилось бороться с марксизмом более решительно, чем, например, с консерватизмом, с которым его мало что связывало. Амбивалентность восхищения и страха, характерная для отношения Гитлера к марксизму и коммунизму, возможно, проявляется особенно четко на примере его позиции по отношению к Сталину и Советскому Союзу.

г. Позиция Гитлера по отношению к Сталину

Оценка Гитлером Советского Союза и Сталина еще раз показывает противоречие между пропагандой и фактическими представлениями и суждениями Гитлера. В то время как в своих выступлениях он не уставал клеймить «еврейско-большевистский» заговор, в действительности он, самое позднее с 1940 г., исходил из того, что Сталин отнюдь не был представителем еврейских интересов, а скорее вывел евреев из игры и стал проводить национально-русскую политику в традициях Петра Великого. Впервые Гитлер намекнул на возможность такой тенденции развития в своей «Второй книге», написанной в 1928 г.: «Однако вполне возможно, что в самой России внутри большевистского мира происходят внутренние изменения такого рода, что, возможно, еврейский элемент можно было бы вытеснить более или менее русским национальным элементом. И тогда не исключено, что сегодняшняя, фактически еврейско-капиталистическая большевистская Россия была бы направлена в сторону национально-антикапиталистических тенденций.

Правда, в этом случае, который, кажется, в чем-то дает себя знать, можно было бы себе представить, что западноевропейский капитализм всерьез определится со своей позицией против России». То, что Гитлер в своих более поздних высказываниях констатировал как достоверный факт, а именно превращение России из «еврейской диктатуры» в национально-русское антикапиталистическое государство, он описывает в 1928 г. поначалу как возможность и тенденцию[1809].

Однако поначалу Гитлер относился к этой возможности развития скептически; по крайней мере, в своих публичных высказываниях он предостерегал от переоценки этой тенденции. Например, в статье Гитлера, опубликованной 9 февраля 1929 г. в еженедельнике «Иллюстрированный наблюдатель», говорится: «Поскольку я веду речь именно о России, я хотел бы здесь также со всей осторожностью подготовиться к отражению постоянных сообщений о „росте антисемитизма“ в России. <…> В течение двенадцати лет непрерывно сообщалось о „росте антисемитизма“ в России. Писатели-народники тоже часто высказываются об этом. Но на самом деле еврей там сегодня держится в седле крепче, чем когда-либо». Гитлер говорил о «мнимом антисемите господине Сталине»[1810].

30 марта 1929 г. он подробно остановился на этой проблематике в статье, также опубликованной в еженедельнике «Illustrierter Beobachter»: «Я всегда считал скверным то, что почти во всей нашей национальной и даже народнической прессе с некой пугающей регулярностью тиражируются сообщения о „росте“ антисемитизма в России». На самом же деле еврей «сегодня в России держится в седле крепче, чем когда-либо. Но то, что все мелкие антисемитские конвульсии изображают как крупные акции, связано в немалой степени с потребностью определенных эмигрантских кругов, которые все еще мечтают о повторном возведении на престол дома Романовых, а отчасти и живут за счет этого. Насколько при этом маловероятны такие надежды, любой может почерпнуть, изучая историю. Если снова произойдут революции, то новыми хозяевами все равно уже не станут хозяева прежние. В борьбе с революцией вырастает новое поколение бойцов и вождей. Столь же ребячливо, сколь и неприлично полагать, что умы, обладающие железной волей, и фигуры с наихрабрейшим сердцем потом, после победы, одержанной в их борьбе, вернут правление снова в руки тех слабаков, которые уже как-то не смогли удержать кормило власти, а затем, пока не начался шторм, бежали за границу». Противоборство между Сталиным и Троцким Гитлер также оценил, как показывают его публикации в еженедельнике «Иллюстрированный наблюдатель», поначалу как фиктивную стычку. Здесь, по словам Гитлера 30 марта 1929 г., будет инсценирована всего лишь «гигантская комедия»[1811].

Гитлер был уже не так уверен в статье, опубликованной в середине января 1930 г., в которой он писал: «Сталин — большевик, возможно, как таковой противник Троцкого, но, возможно, даже и нет. Я сам и сегодня, после многократного тщательного прочтения последней опубликованной работы Троцкого, испытываю обоснованные сомнения в том, не является ли вся эта кажущаяся борьба всего лишь гениально разыгранной комедией. <…> Но даже если бы это мое мнение было