Шрифт:
Закладка:
Анализируя в феврале 1945 г. причины своего провала, он признал, что союз с Италией был одной из его самых серьезных ошибок. Так, альянс с Италией стал помехой для налаживания совместных действий Германии с исламскими освободительными движениями: «Итальянский союзник, прямо скажем, повсюду нам только мешал. Из-за него мы не смогли проводить в корне новую политику в Северной Африке. В сложившихся обстоятельствах было очевидно, что Италия претендовала на это пространство для себя, и дуче всегда выставлял также этот довод. У нас только и была возможность освободить исламские народы, находящиеся под властью Франции. Такое восстание должно было бы привести к непредсказуемым последствиям в Египте и на Ближнем Востоке, подвластном англичанам. В результате того, что мы связали свою судьбу с судьбой итальянцев, такая политика была немыслима. При этом исламский мир был объят трепетом в ожидании наших побед. Народы Египта, Ирака и всего Ближнего Востока были готовы к восстанию. Мы должны были сделать все возможное, чтобы помочь им укрепить свое мужество, как того требовали наша выгода и наш долг. А то, что мы были связаны союзом с итальянцами, парализовало нас, и помимо того, еще и вызвало досаду у наших мусульманских друзей, потому что в их глазах, вольно или невольно, мы были сообщниками их угнетателей. Только итальянцы помешали нам разыграть на этом театре военных действий одну из наших лучших карт: она заключалась в провозглашении независимости всех народов, находящихся под французским протекторатом, и в разжигании всеобщего восстания на территориях, угнетенных британцами»[1847].
Подведем итог: конечно, Гитлер часто подчеркивал черты сходства фашизма и национал-социализма в «период борьбы», т. е. на этапе становления[1848]. Однако на этапе системы он видел существенные различия: церковь, король, реакционные генералы и капиталисты по-прежнему занимали решающие позиции во власти в Италии. Муссолини пошел на уступки по отношению к ним, вместо того чтобы действовать против них революционными методами. Фашисты заключили внутриполитический союз с реакционными, монархическими и капиталистическими силами. Во внешней политике они проводили устаревшую колониальную политику, которая препятствовала Германии в налаживании союза с революционно-освободительными движениями. Того, что восхищало Гитлера в Сталине, а именно революционной последовательности в устранении старых элит, именно отсутствие этого он ощущал в фашизме.
Еще гораздо жестче, чем фашизм, он критиковал, однако, реакционный режим Франко в Испании. Хотя Гитлер и поддерживал Франко и «Фалангу» во время гражданской войны в Испании в 1936–1939 гг., он стал — не позднее 1940 г. — острым критиком реакционного режима Франко и сожалел о том, что не поддержал другую сторону в гражданской войне, «красных». Франко, которого он не сделал бы даже руководителем района в Германии[1849], эта «мелкая сошка», был бездарным в политических вопросах и, «осознавая собственную непродуктивность… полностью предал себя в руки католической церкви»[1850].
Если бы не нависала опасность того, что большевизм распространится на Европу, заявил Гитлер в застольной беседе 19/20 февраля 1942 г., «то я бы не стал пресекать революцию в Испании, попы были бы уничтожены! Если бы попы пришли к власти у нас, Европа снова погрузилась бы в мрачное Средневековье!»[1851] Гитлер неоднократно критиковал политику Франко, дружелюбно настроенную по отношению к церкви[1852]. Именно «попы и монархисты, которые также являются смертельными врагами немецкого народного подъема», сошлись, как заявил Гитлер 7 июня 1942 г., в Испании, чтобы прибрать к своим рукам руководство народом. Поэтому «не нужно удивляться, если однажды разразится новая гражданская война, в которой фалангистам придется объединиться с красными, чтобы установить контроль над поповским и монархистским отребьем»[1853]. Это замечание показывает, что Гитлеру политически были гораздо ближе «красные», чем реакционные монархисты и клерикальные силы. Впрочем, как подтвердил ему Фриц Тодт, в остальном красные испанцы «совершенно не чувствовали себя как „красные“ в нашем понимании. Они называли самих себя революционерами и своей старательностью и производительностью труда демонстрировали весьма достойное отношение. В связи с этим мы не могли бы сделать ничего более разумного, чем оставить как можно больше из них, начиная с сорока тысяч в наших лагерях, на случай вероятной новой гражданской войны, которая может вспыхнуть в Испании, для встречного удара. Наряду с фалангистами старой закалки они по-прежнему остаются наиболее надежными». По словам Гитлера, люди Франко могли бы говорить о везении, что они нашли поддержку Италии и Германии в первой гражданской войне, «потому что, как неоднократно уверяли красные испанцы, они были вынуждены не из мировоззренческих соображений, а за неимением иной помощи пойти на союз с Советской Россией, в результате под давлением были вытеснены в политическое русло, которое, по сути, не было желанным»[1854]. Своему архитектору Герману Гислеру Гитлер сказал, что, по его мнению, если бы он знал политические цели Франко и его самого еще в 1936 г., его симпатии «были бы в большей степени на стороне тех, кто выступал против этой феодальной системы и клерикалов». Против испанского социализма у него нет никаких возражений, однако он опасался, что Испания может стать сателлитом Советов[1855].
Гитлер неоднократно предсказывал, что в Испании «скоро снова произойдет революция»[1856]. По его словам, концом рокового политического развития в Испании станет «взрыв»: «И здесь снова проявляется элементарный закон: паразиты не осознают, что в своей жадности они разрушают почву, на которой стоят»[1857]. В феврале 1945 г. Гитлер самокритично заметил, что было ошибкой связываться с режимом, «который отнюдь не пользуется моими симпатиями, с режимом плутократических эксплуататоров под мелочной опекой попов!» Непростительная ошибка Франко в том, что он после окончания гражданской войны не сумел примирить испанский народ, «что он устранил
