инструментами: с одной стороны, с помощью ужасающей массовой пропаганды, с помощью воздействия на массы. <…> Вторым инструментом этого движения является неслыханный террор. Ни одно другое движение не обрабатывало группы масс с таким глубоким знанием дела, как марксистское движение. Оно знает, что массы уважают силу и решимость, и оно на место слабости буржуазии и ее нерешительности поставило грубую силу и грубую волю, решительно подавило отдельных индивидуумов и поставило рабочих перед альтернативой: или ты захочешь стать мне братом, или я пробью тебе череп. Я познакомился с этим движением в годы своей юности в обеих этих ипостасях. Буржуазные партии их не знают или не желают знать». Далее Гитлер говорит о своем собственном национал-социалистском движении: «Это движение, однако, кое-чему научилось у своих противников, оно создало для себя два инструмента, оно осознало, что требуется: огромных масштабов просвещение масс и национальное просвещение. Душа народа устроена так, что в ней на переднем плане — уважение к силе. <…> Тому, кто собирается сражаться умственным оружием, мы предлагаем борьбу с использованием ума, а для того, кто готов сражаться кулаком, у нас есть кулак. У движения есть два инструмента: пропагандистская машина и наряду с этим штурмовые отряды СА»[1803].

В «Майн кампф» Гитлер выводил свои пропагандистские принципы, главным образом наблюдая за марксистской пропагандой. Он проанализировал «внутренние причины успехов социал-демократии» и пришел к выводу: «Если социал-демократии противопоставить доктрину с большей искренностью, но с такой же брутальностью при осуществлении, то она одержит победу, хотя и после тяжелейшей борьбы». Ему, по словам Гитлера, еще в его венский период «стали ясны как доктрина, так и технический инструмент социал-демократии. <…> Это была тактика, разработанная на точном расчете всех человеческих слабостей, результат которой почти математически должен приводить к успеху, если только противоположная сторона не научится бороться против отравляющего газа, используя тоже отравляющий газ». «Значение физического террора по отношению к отдельным лицам и массам» он уяснил также на примере социал-демократии: «Здесь также точный расчет психологического эффекта. Террор на рабочем месте, на фабрике, в зале для собраний и по случаю массовых митингов всегда будет приводить к успеху, пока лицом к лицу не столкнешься с террором равной силы». В известной 6-й главе «Майн кампф», посвященной пропаганде, Гитлер написал прямо в самом начале: «При моем внимательном наблюдении за всеми политическими процессами меня всегда чрезвычайно интересовала работа пропаганды. Я увидел в ней инструмент, которым именно социалистические и марксистские организации владели с мастерской ловкостью и умели его применять. При этом я рано научился понимать, что правильное использование пропаганды — это настоящее искусство, которое было почти что неизвестным буржуазным партиям и остается таковым». В пятой главе второго тома «Майн кампф» Гитлер критикует «Народное движение» и приводит марксизм как пример эффективности негативной, разлагающей критики: «Свидетельством недостаточно глубокого понимания исторических тенденций развития является то, когда ныне так называемые „народники“ (Völkische) раз за разом придают значение тому, чтобы заверить, что они ни в коем случае не намерены заниматься негативной критикой, а будут только заниматься созидательным трудом; столь же по-детски глупая, сколь и подлинно „народническая“ болтовня и подтверждение того, что мимо этих умов прошла, не оставив никаких следов, даже история их собственного времени. У марксизма тоже была цель, и он тоже знаком с созидательной деятельностью (даже если при этом речь идет только об установлении деспотии международного мирового финансового еврейства!). И тем не менее только он один на протяжении семидесяти лет занимался критикой, причем разрушительной, разлагающей критикой, и снова и снова ею, до тех пор, пока эта вечно разъедающая кислота не подточила старое государство и обрушила его. И только тогда началось его так называемое „отстраивание“. И это было само собой разумеющимся, правильным и логичным». Тот факт, что марксизм в основном обращался к трудящимся, также послужил Гитлеру примером для его собственной стратегии: «То, на что наша буржуазия смотрела, всегда только качая головой, тот факт, что к марксизму примыкали только так называемые необразованные массы, на самом деле было предпосылкой для его успеха». Свою точку зрения о превосходстве устного слова, живой речи над письменным словом, т. е. над пропагандой в листовках и над научными статьями в книгах, Гитлер также обосновывал отсылкой к марксизму: «То, что дало марксизму поразительную власть над широкими массами, — это отнюдь не формальное, осуществленное в письменном виде творение еврейской умственной деятельности, а скорее невероятная ораторская волна пропаганды, которая за много лет овладела широкими массами». То, благодаря чему марксизм привлек миллионы рабочих, это не столько манера писать у отцов марксистской церкви, сколько неустанная и поистине огромная пропагандистская работа десятков тысяч неутомимых агитаторов, начиная с великого апостола-подстрекателя и до мелкого профсоюзного служащего и до доверенного лица и участника дискуссий; это — сотни тысяч собраний, на которых эти народные ораторы в полных чада заведениях, стоя на столе, обрушивались с речами к массам и сумели таким образом получить потрясающее знание этого человеческого материала, что тем более позволяло им выбирать самое правильное оружие нападения на крепость общественного мнения. А еще это были гигантские массовые демонстрации, эти шествия с участием сотен тысяч человек, которые как каленым железом вселяли в маленького, жалкого человека гордую уверенность в том, что он, будучи малым червячком, все же является частью крупного дракона, под горячим дыханием которого ненавистный буржуазный мир однажды сгорит в огне и пламени, а пролетарская диктатура отпразднует последнюю, окончательную победу». Мы уже видели в главе о позиции Гитлера по отношению к буржуазии, что Гитлер потешался над слабоватым правлением буржуазных группок. В противовес этому Гитлер восхищался «с давних пор слепой дисциплиной» на марксистских собраниях, «так что мысль о том, чтобы подорвать марксистское собрание, по крайней мере, со стороны буржуазии, не могла даже прийти в голову». «И в этом мы пытались извлечь уроки из изучения марксистской и буржуазной методики проведения собраний, и мы извлекли уроки»[1804].

Эрнст Ганфштенгль рассказывает о разговоре, касавшемся разработанного самим Гитлером партийного знамени, во время которого он позволил себе критическое замечание против изображения свастики черным цветом: «В качестве символа солнца я могу представить себе знак свастики только ярко-красного или желтого цвета». Гитлер возразил на это: «Но в таком случае мы не сможем использовать красный в качестве основного цвета, а от этого я не собираюсь отказываться. Я как-то много лет тому назад был свидетелем массового социал-демократического мероприятия в берлинском Люстгартене и могу заверить вас, что для организации массовых шествий есть только один цвет, который оказывает действие на людей,