Когда Мандзабуро стал прощаться, Томи против обыкновения поднялась, чтобы проводить его.

Они шли по длинному, устланному циновками коридору, освещенному бумажными фонариками, и Томи как бы невзначай сказала:

— Сегодня, дорогой учитель, и вам пришлось попасть под встречный ветер. Я вам очень сочувствую.— И, улыбаясь своими живыми черными глазами, добавила:—Но вы, надеюсь, понимаете, что это такой ветер, о котором нельзя упоминать в сообщениях о погоде.

— Да, да, я это прекрасно понимаю,— быстро, словно опять испугавшись чего-то, пробормотал Мандзабуро и закивал своим полным круглым подбородком.

Этот добрый, простодушный человек все еще не мог опомниться от удивления и страха, вызванного у него сегодняшним шквалом. «Как только сделаешь шаг от ворот, постарайся начисто все забыть, будто ничего подобного никогда и не слышал,— говорил себе Мандзабуро.— Упаси бог, если этот ветер вырвется из стен дома и долетит куда не следует. Да что там говорить, достаточно одного слова, чтобы вышла неприятность». Престарелый актер, толком не знавший разницы между жандармерией и полицией, все же отлично понимал, насколько все это серьезно.

Хирано и ученик Мандзабуро, оставшийся, чтобы его сопровождать, дожидались актера в передней. У крыльца стоял автомобиль, блестевший при свете электрических фонарей.

— Поедемте с нами, Хирано-сан,— пригласил домоправителя Мандзабуро.

— Благодарю вас, но мне ведь недалеко. К тому же у меня здесь еще есть кое-какие дела,— кланяясь, ответил Хирано.

Как только автомобиль отъехал, Хирано пошел в свою контору и уселся за стол у окна. Домоправитель вел дела с тщательностью и пунктуальностью, вполне соответствовавшими образу жизни хозяина. Он решил не откладывать на завтра, а сейчас же подсчитать и записать в книгу расходы на сегодняшний спектакль. Затем Хирано принялся разбирать вечернюю почту. Прибыла накладная от комиссионера, поставлявшего продовольствие из городка, входившего в бывший феод Эдзима. Нужно было занести в особую товарную книгу перечень продуктов, их цену и тому подобное. Груз был большой, много крупных посылок. Тут были рис, соя, соль, мясо, жиры, разных сортов мука, вина, сушеные продукты, сушеная скумбрия и прочее. В сомэйской усадьбе продовольствием запасались на целый год. Заготовки делались не потому, что время было военное. Это было заведено Мунэмити после землетрясения, когда в доме оказалось не более двух килограммов риса — он не хотел, чтобы горький урок повторился. В старые, феодальные времена на случай осады в замках также заготовляли впрок морскую капусту, водоросли и прочие дары моря.

Двадцать лет подряд люди смеялись над Мунэмити и говорили, что в сомэйской усадьбе едят только тухлятину. Стремление запасать продукты тоже считалось одним из чудачеств Мунэмити.

Но через два-три года после описываемого вечера насмешки эти сменились завистью.

Глава седьмая. Ширма и культурная миссия

Наступил новый год. Люди верили, что стоит им повесить свеженькие, еще пахнущие типографской краской календари, и сразу же сбудутся их радостные ожидания, но надежды их не сбылись. Новый год ничего нового не принес.

Те, кто встречал его на полях сражений, залитых кровью и окутанных пороховым дымом, продолжали проливать свою кровь.

И все больше на земле становилось сирот, вдов и стариков, лишившихся кормильцев. Ничего хорошего новый год не сулил.

Сёдзо и в новом году продолжал жить по-прежнему. Он целиком был поглощен работой в Восточной библиотеке и, кроме того, изучал латынь. Доктор Имура подыскал ему помощника, но не прошло и месяца, как того мобилизовали. Сёдзо снова пришлось работать одному. Если война примет такие масштабы, что ее уже больше нельзя будет маскировать этикеткой с надписью «китайский инцидент», то скоро всех до одного угонят на фронт. Не сегодня-завтра дойдет очередь и до него. Сёдзо нервничал, но работал много — ведь надо же успеть хоть что-нибудь сделать, пока его не мобилизовали. Как неизлечимо больной, раскрывающий по утрам газету, старается не смотреть на объявления в траурных рамках, так и Сёдзо старался ничего не читать о войне. Тем не менее однажды утром в начале февраля он прочитал сообщение, что на основании закона об охране общественной безопасности арестована группа профессоров Токийского императорского университета. Это сильно подействовало на него; такое же чувство он испытал в конце прошлого года, когда узнал об аресте четырехсот человек, обвиненных в принадлежности к так называемой «группе народного фронта». Среди арестованных профессоров был один молодой ученый-экономист, господин X, родственник доктора Умуры. Он интересовался китайскими источниками, часто бывал в Восточной библиотеке и там познакомился с Сёдзо. Известие о его аресте особенно задело Сёдзо. Со временем он узнал, что все сообщения по делу профессоров, печатавшиеся под крикливыми заголовками, так же далеки от действительности, как небо от земли. Каждый раз, когда Сёдзо приходил в лабораторию к Оде, они начинали обсуждать это событие.

— Все это вранье, чистейшая выдумка! — говорил Сёдзо.— Утверждение, что они занимались нелегальной агитацией, похоже на анекдот. Ты знаешь, что на самом деле было? Сначала они собирались дома у господина X. Обменивались мнениями по различным вопросам современности. Спорили о прочитанных книгах. Дом господина X находится в Мэдзиро, вечером туда трудно добираться, и вот они решили перенести встречи в один из домов на Канда. Собирались там совершенно открыто, у всех на виду. Очень похоже на нелегальную деятельность, не правда ли? Это был типичный кружок ученых, занятых специальными исследованиями, не больше. Да и эти встречи они решили временно прекратить, ведь положение в стране осложнилось. По этому поводу устроили нечто вроде прощального товарищеского ужина с традиционным сукияки. И вот прямо с ужина всех их вместе со стариком мясником, доставившим заказанную говядину, забрали и бросили в тюрьму. Согласись, что даже для нашей охранки это уже слишком...

— Короче говоря, всю эту братию за якобы крамольные речи будут теперь держать за решеткой, пока война не кончится,— заметил Ода.

— Да. И скорее всего, это еще только начало,— сказал Сёдзо.

Уписывая бутерброды, приготовленные Одой, и запивая их кофе, которое на этот раз Сёдзо варил сам, он развернул газету «Асахи», взяв ее с лабораторного стола, заменявшего Оде и обеденный и письменный. Привычка читать за едой сохранилась у него со студенческих лет. На полосе, отведенной новостям дня, ему бросился в глаза большой портрет. Это была фотография Тацуэ. Под крупным заголовком в заметке сообщалось, что в ближайшее время в Италию отправится культурная делегация во главе с графом Умэдзоно, Граф едет без жены. Заместителя главы делегации Кунихико Инао будет сопровождать его молодая супруга. Ее