у них единый боевой клич, который формирует жизнь в соответствии с этим лозунгом. Мы не хотим знать сословной гордыни, так же как и классовой гордости. Мы знаем только одну гордость — быть слугами народа»[1759].

«Национал-социализм» Гитлер охарактеризовал также следующим образом: «Социализм может быть только в рамках моего народа», потому что «есть только приблизительно такие же в теле народа в более крупных расовых сообществах, но не сверх того»[1760]. Таким образом, социализм Гитлера, как мы уже подчеркивали в начале главы, касаясь «равных шансов», претендовал исключительно на национальную значимость.

Стремление Гитлера сформировать синтез национализма и социализма имело прежде всего социальную подоплеку. Гитлер считал, что ни один из двух борющихся классов — буржуазии и пролетариата — не был достаточно силен, чтобы одолеть другой, т. е. между двумя классами существовало относительное равновесие. И этот факт приведет в конечном итоге к гибели всей нации. Но если ни один класс не является достаточно сильным, чтобы победить другой, то и классовая борьба на этой основе перестает иметь смысл, тогда противоречие следует сохранить в некоем элементе более высокого уровня, и пусть возникнет новая идея, новая сила, которая могла бы сформировать общую платформу для обеих борющихся сторон.

Здесь обнаруживается примечательная точка соприкосновения между марксистской интерпретацией фашизма, основанной на традициях так называемой «теории бонапартизма», и самопониманием Гитлера, его восприятием самого себя. Дело в том, что теория бонапартизма, которую представляют Август Тальгеймер[1761] и Эберхард Йекель[1762], исходит из того, что единовластные правители приходят «к власти в патовых ситуациях», в которых «одна часть… общества… перестала обладать силой, а другая часть еще недостаточно сильна, чтобы господствовать в государстве»[1763]. По словам Тальгеймера, фашизм как форма «бонапартизма» возникает тогда, «когда все классы изнуренные и обессиленные распростерлись на земле»[1764], т. е. в ситуации, когда ни один класс больше не может победить другой.

Гитлер, как он заявил 8 ноября 1930 г., исходил из того, что «обе стороны уже утратили силы, чтобы побороть друг друга. Из двух враждующих сегодня лагерей ни один больше не в состоянии полностью морально одолеть другой. Если в Германии ни одна из сторон больше не в состоянии духовно превзойти другого, то есть только две возможности». Либо, как считал Гитлер, Германия погибнет, либо необходимо снова сплотить нацию на «третьей платформе». «Два прежних понятия закостенели. Есть только одна возможность создать третье понятие и на этой третьей платформе вновь собрать воедино немецкий народ». Если понятия национализма и социализма, под знаменами которых буржуазия и пролетариат вступают в классовую борьбу, действительно несовместимы, то тогда, как полагал Гитлер, единству немецкой нации придет конец. Но поскольку социализм представляет собой не что иное, как «представление интересов всей совокупности, находящихся выше интересов отдельного человека», в то время как национализм означает не что иное, как «высшую самоотдачу на благо своего народа»[1765], оба понятия в конечном итоге оказываются тождественными.

В своей речи 13 ноября 1930 г. Гитлер задал вопрос, обладают ли эти два мировоззрения вообще «силой, способной одолеть противника». Сегодня мы видим, говорится в ответе Гитлера, что «в конце этой внутренней войны между национализмом, буржуазией и марксизмом у обоих направлений не оказалось убеждающей силы, чтобы преодолеть другую сторону». Даже спустя 12 лет после Ноябрьской революции приходится констатировать, что «в действительности оба лагеря противостоят друг другу, находясь в полной боевой готовности». Два мира — буржуазия и пролетариат — «противостоят друг другу измученными, затвердевшими в себе и выбившимися из сил». Поэтому-то только «третья мысль» может создать новую платформу, которая обеспечит возможность дальнейшего существования немецкой нации. Эту новую платформу Гитлер видел в синтезе национальной и социальной мысли: «Если на понятие социализма нагрузить все догмы, которые привнесли в это понятие социал-демократия и Коммунистическая партия, и если на понятие национализма нагрузить все догмы, которые привнесли в это понятие буржуазные партии, то эти понятия и на самом деле будут абсолютно разъединяющими. Но в этом нет необходимости, и это не заключается в понятиях как таковых. Мне вовсе не нужно связывать понятие социализма с какими-то взглядами, привнесенными в него Социал-демократической партией, и мне не нужно отождествлять понятие национализма со взглядами прежних буржуазных партий. Наоборот, эти понятия нужно по возможности очистить от посторонних примесей». Однако в таком случае получится следующее: социализм ведь означает не что иное, как вот что: «польза для всей совокупности важнее пользы для отдельного человека». Во всей экономической жизни необходимо покончить с представлением о том, что польза для отдельного индивидуума якобы представляется существенной и что на пользе отдельного человека выстраивается польза для всей совокупности. Скорее, верно обратное. Но тем самым понятие социализма оказывается тождественным понятию национализма. Ибо национализм означает не что иное, как «самоотдачу отдельного человека во благо всей совокупности. Отдать свою жизнь за свой народ. Есть ли на свете что-нибудь более грандиозное, чем отказ от собственной выгоды, чем то, что я отдаю свою жизнь за свой народ?»[1766]

Давайте еще раз до этого места проследим линию аргументации Гитлера: у двух ведущих борьбу друг против друга классов, буржуазии и пролетариата, больше нет сил, чтобы побороть друг друга, одержать победу. Ни одна из крайних сил не может восстановить единство немецкого народа на своей основе, устранив другую крайность. Следовательно, необходимо найти новую платформу, «третью мысль», только на основе которой возможно дальнейшее существование немецкого народа, если он не будет изводить себя классовой борьбой, в которой ни одна из сторон в конечном итоге не сможет победить. Однако эта «новая мысль» должна объединить в себе, растворить прежние мировоззрения обоих борющихся классов, национализма и социализма. За счет того, что эти два понятия отрицаются в их прежней (марксистской и буржуазной) форме, они в то же время сохраняются в более высокой форме, а именно в национал-социализме. Он же исходит из тождественности понятий, которые противоречивы и противоположны. Подобно тому как социализм означает прежде всего подчинение экономических интересов отдельного индивидуума интересам всей совокупности, так и национализм в конечном счете есть не что иное, как готовность подчинить собственное «я» народу как единому целому[1767].

В речи, посвященной провозглашению программы партии, Гитлер 24 февраля 1941 г. снова заявил, что его идея слияния социализма и национализма в конечном итоге возникла из осознания того, что ни один класс не в состоянии победить другой. Буржуазный идеал, по словам Гитлера, был «в плане общественном ограниченным, марксистский же — в плане интернациональном неограниченным. Но, по существу, оба движения уже стали стерильными. В то время, когда