ли будет иметь сколько-нибудь существенный эффект в обозримом будущем – ведь в то время природный газ играл минимальную роль в энергетическом снабжении Европы в целом. Это означало, что если бы поставки газа и прекратились, то это не оказало бы серьезного негативного влияния на экономику и общество. Также казалось маловероятным, что страны-импортеры рискнут вступить в более или менее сильную зависимость от советских поставок. Чтобы советский природный газ в перспективе превратился в «энергетическое оружие» (а именно этот аспект впоследствии стал главной темой жарких дебатов), этот природный ресурс сначала должен был зарекомендовать себя в качестве важного и надежного компонента европейской энергетической системы в целом. А для этого нужно было время.

Правда, имелись и аргументы против крупномасштабного экспорта газа в капиталистические страны. Одна из проблем состояла в том, что эта идея не полностью вписывалась в советскую стратегию внешней торговли. Руководство органов планирования, как правило, было противником меркантилизма – для них экспорт был «неизбежным злом для оплаты необходимого импорта». По их мнению, внешняя торговля осуществлялась для того, чтобы помогать в решении внутренних задач, а экспорт должен был лишь компенсировать появляющийся дефицит в балансе платежей. В этом отношении нефть становилась самым предпочтительным предметом экспорта, поскольку ее поставки можно было легко увеличивать и уменьшать, а это, в свою очередь, позволяло сбалансировать импорт. Были разработаны различные схемы транспортировки нефти – по трубопроводу, на танкерах, по железной дороге, в автомобильных цистернах, благодаря которым нефть из Советского Союза могла перевозиться покупателям в любую точку мира без каких-либо проволочек и в соответствии с договоренностями, которые могли и не предполагать долгосрочных обязательств[16].

Экспорт же газа потребовал бы более сложной и менее гибкой организации процесса, при которой объемы экспорта должны определять за годы и даже за десятилетия до фактических поставок. Такие требования были связаны с разветвленностью предполагаемой экспортной системы. Если говорить об экономической выгоде, то советский газ следовало поставлять в Центральную и Западную Европу только по трубопроводу. А для того чтобы профинансировать такую систему, было необходимо заранее договориться о ее долгосрочной эксплуатации. Из этого следовало, что с точки зрения планирования было невозможно использовать экспорт газа, надеясь за короткий срок залатать дыры в балансе внешней торговли. Более того, в отличие от нефти природный газ мог экспортироваться только в те страны, которые были подключены к газопроводу. Его нельзя будет поставить альтернативным покупателям, если импортер откажется принимать газ и соответственно платить за него. Таким образом, экспорт природного газа был сопряжен с большими рисками для экспортера.

Однако большинство советских должностных лиц, принимавших решение по этим вопросам, доказывали, что выгода от экспорта газа значительно превышает возможные риски, включая отсутствие гибкости процесса, и поэтому от этой идеи отказываться не стоит. Главные возражения вызывал не столько экспорт как таковой, сколько предложение Кортунова поставлять газ из Сибири. Против этого проекта резко выступили Госплан и другие «консерваторы», участвовавшие во внутренних дебатах о сибирском газе. Поскольку «консерваторы» возражали против быстрого освоения сибирских газовых месторождений и против транспортировки больших объемов тюменского газа куда-нибудь, кроме регионов Сибири и Урала, они доказывали, что экспорт возможен только при одном условии – экспортный газ не будет добываться на сибирских месторождениях. Учитывая достаточно напряженный топливный баланс в СССР, были большие сомнения, что экспорт газа удастся осуществить из несибирских ресурсов.

Попытки наладить сотрудничество с Италией и Австрией

Кортунов доказывал, что Советский Союз должен предпринять незамедлительные шаги для того, чтобы захватить значительную долю формирующегося западноевропейского газового рынка. Из всех потенциальных стран-импортеров особые надежды возлагали на Италию и Австрию. Обе страны уже активно использовали природный газ, но испытывали потребность в импорте, что было обусловлено двумя факторами: большой популярностью газового топлива, а также ограниченностью внутренних ресурсов. Учитывая прогнозы, согласно которым потребление газа должно было резко возрасти, эти две страны могли столкнуться с дефицитом газа уже в начале 1970-х гг. По словам Кортунова, итальянцы и австрийцы рассматривали в качестве экспортера газа не только СССР, но и несколько других стран, включая Нидерланды, Алжир, Ливию и даже Иран, и интересовались перспективами импорта газа из этих стран. Таким образом, у СССР появлялись серьезные конкуренты. Но Главгаз был по-прежнему уверен, что у Советского Союза есть все шансы захватить значительную долю газового рынка, поскольку СССР, в отличие от Нидерландов или Алжира, мог опираться на традиционно тесное сотрудничество с итальянскими и австрийскими государственными нефтяными и газовыми компаниями – ENI и ÖMV соответственно. Особенно прочные связи у СССР имелись с Италией, которая из-за размеров считалась самым важным потенциальным рынком[17].

Внутренние разногласия, возникшие у советских руководителей по вопросу о том, можно ли выделять значительные объемы газа для экспорта, с самого начала препятствовали проведению официальных переговоров между СССР и Италией. Однако Главгаз и компания ENI сформировали неформальную «исследовательскую группу». Хотя эта группа не была законодательно оформлена и не пользовалась поддержкой Госплана, она начала разрабатывать проекты нескольких возможных схем экспорта газа. Обсуждалось строительство двух альтернативных путепроводов: первый должен был проходить по территориям Чехословакии и Австрии, а второй – через Венгрию и Югославию. Компания ÖMV была крайне заинтересована в первом варианте. Однако Италии не хотелось позволить Австрии стать главным пунктом приема газа, импортируемого из СССР в страны Западной Европы, поэтому она отстаивала вариант с Венгрией и Югославией. СССР тоже больше склонялся к этому варианту, и не только потому, что путь через Венгрию и Югославию был бы более коротким и с логистической точки зрения менее трудоемким – в частности, отпадала необходимость прокладывать газопровод через Альпы. Эта альтернатива, кроме того, обеспечила бы СССР место на газовых рынках Венгрии и Югославии. Как и многие другие западноевропейские страны, эти два социалистических государства в то время искали возможности импорта больших объемов газа. Венгрия уже начала импортировать газ в небольших количествах из соседней Румынии, а Югославия вела активные переговоры с Алжиром по поводу схемы поставок сжиженного природного газа. Рассматривая вопрос об экспорте газа в Австрию, Главгаз пришел к выводу о том, что в этом случае было бы лучше осуществлять поставки независимо от поставок в Италию. Имелось в виду, что Австрия сможет получать газ по линии, отходящей от трубопровода «Братство»[18].

Проект газового экспорта, который Главгаз начал разрабатывать совместно с компаний ENI в 1964–1965 гг., обычно называли трансъевропейским газопроводом. Это название свидетельствовало о высоких амбициях ENI превратить Северную Италию в главный хаб для транзита советского газа на рынки, расположенные западнее Италии.