реализован двумя годами ранее и благодаря которому несколько центральноевропейских стран начали импортировать огромные объемы советской нефти. Впоследствии планировалось дотянуть газопровод «Братство» и до других стран – участниц СЭВ. Более конкретный договор между СССР и Чехословакией был подписан 3 декабря 1964 г. Тогда и выяснилось, что предполагаемые объемы торговли были достаточно скромными. И все же, как и в случае с первыми контрактами по голландскому и алжирскому газу, эта договоренность имела принципиальное значение – заключив ее, СССР продемонстрировал свою готовность поставлять за рубеж природный газ. Более того, предполагалось, что в ближайшее время советская газопроводная система начнет расширяться в западном направлении. Фактически планировалось, что советский газ будет поступать до Братиславы, которая располагается на границе с Австрией[12].

В то же время, когда подписывался контракт между СССР и Чехословакией, несколько западноевропейских газовых компаний вели активные переговоры с Нидерландами, Алжиром и/или Ливией, пытаясь договориться о масштабных импортных поставках газа. Теперь правительства западноевропейских стран все чаще обращались к Кремлю и к Главгазу с конкретными и, как казалось, вполне серьезными запросами по поводу возможности импорта красного газа в качестве альтернативы или дополнения к импорту природного газа из других стран. Этот вопрос интересовал в первую очередь Австрию, которая граничит с Чехословакией, а также Италию – ее государственная нефтегазовая компания ENI уже приобрела известность, благодаря тому что в огромных объемах импортировала газ из СССР. Кроме того, Италия ощущала все больший дефицит газа в среднесрочной перспективе.

Перспективы экспорта: риски и шансы на успех

Глава Главгаза Алексей Кортунов приветствовал интерес, проявляемый западными странами к советскому и, в частности, к сибирскому природному газу. В ходе внутренних советских дебатов он отмечал большую экономическую выгоду, которую можно было бы получить от экспорта газа в западноевропейские страны, а также важное политическое значение потенциального влияния на топливно-энергетический баланс капиталистических стран. Считалось, что для СССР особую важность представляли несколько факторов. Среди них в первую очередь называли динамичное развитие западных рынков природного газа, а также тот факт, что некоторые газовые компании уже заключили контракты на импорт природного газа из Нидерландов и/или Алжира. По мнению западных стран, советская империя, обладавшая новыми громадными газовыми месторождениями в Сибири и имевшая богатый опыт нефтяного экспорта в страны Центральной и Западной Европы, вполне могла использовать шанс принять участие в начальном периоде создания транснациональной системы газоснабжения[13].

Однако на самом деле Кортунов стремился не столько к развитию зарубежной торговли и установлению советского политического влияния за границей, сколько к укреплению роли природного газа в качестве главного энергетического источника в самом Советском Союзе. Его горячую поддержку идеи экспорта газа следует рассматривать именно под этим углом зрения. Точнее говоря, Кортунов выступал в защиту экспорта газа, потому что, по его мнению, газ на экспорт должен был поступать из Сибири, и если СССР возьмет на себя эти обязательства, то ему потребуется быстрое освоение недавно открытых сибирских газовых месторождений. При планировании экспорта в Чехословакию предполагалось поставлять газ из Западной Украины. Однако ограниченных запасов Галиции было явно недостаточно, если бы речь шла об экспорте больших объемов газа, позволявших оправдать прокладку трубопровода до таких стран, как Италия.

Имелся еще один фактор, который заставлял Кортунова горячо поддерживать идею экспорта газа в Западную Европу. Он полагал, что если использовать опыт более ранних энергетических связей между СССР и западноевропейскими странами, то экспорт газа можно было бы организовать по схеме встречной торговли. И тогда у СССР появилась бы возможность в обмен на газ получить доступ к самым современным промышленным товарам. Главгаз уже получил серьезную выгоду от импорта западноевропейских стальных труб и другого оборудования в обмен на советскую нефть. Если бы в зарубежной торговле использовалась не только нефть, но и природный газ, то в перспективе это наверняка расширило бы объемы импорта. Советскому Союзу стало сложнее импортировать западные трубы большого диаметра после того, как в 1962 г. НАТО ввело политику эмбарго. Однако благодаря новым тенденциям разрядки в отношениях между Западом и Востоком появились шансы на ослабление политики эмбарго. Трубы большого диаметра, которые надеялся получить Главгаз, в принципе могли использоваться для строительства нового магистрального трубопровода из Сибири.

Преимущества такой перспективы видел не только Кортунов. К этой идее проявляли интерес, правда, по разным причинам, и политические руководители СССР. Кремль считал, что экспорт газа был бы выгоден для страны как с экономической, так и с политической точек зрения. Серьезный кризис 1963 г. в сельском хозяйстве заставил советское руководство выделить огромные суммы денег на импорт зерна с Запада. В связи с этим Министерству внешней торговли требовалось увеличить свои поступления в твердой валюте. Экспорт нефти уже зарекомендовал себя важным стратегическим средством, необходимым для выполнения этой задачи, и природный газ теоретически мог стать еще одним источником получения твердой валюты. По мнению Министерства внешней торговли, торговля газом с капиталистическими странами могла быть чрезвычайно выгодной, особенно учитывая цены на голландский и алжирский газ, которые являлись предметом жарких дискуссий на Западе[14].

С политической точки зрения экспорт газа мог бы предоставить Кремлю еще одну возможность противостоять усиливающемуся влиянию США на экономику стран Западной Европы. Ранее СССР с удовлетворением отмечал, что после сворачивания плана Маршалла в 1951 г. экономическая независимость Западной Европы начинала заметно укрепляться за счет снижения роли США. Однако, как отметил Брежнев, к середине 1960-х гг. «американский капитал вновь стал усиленно внедряться в промышленность Италии, ФРГ, Англии и других стран». Складывалось впечатление, что США «хотят иметь предлог, чтобы через 20 с лишним лет после конца войны все еще сохранять в Европе свои войска и военные базы, а тем самым и рычаги прямого влияния на экономику и политику западноевропейских стран»[15]. Экспорт энергоресурсов был одной из тех немногих областей, в которых СССР мог реально противостоять экономическому доминированию США в Европе. С этой точки зрения весьма привлекательной казалась идея расширения экспортной нефтяной базы за счет включения в нее природного газа. На самом деле, экспортируя природный газ, советская страна могла бы играть более важную роль, чем при экспорте только нефти, поскольку в этой области ей вряд ли пришлось бы конкурировать с США.

Имелась еще одна благоприятная для СССР возможность, которая, по-видимому, не была предметом обсуждения советского руководства. Речь идет о возможности использования угрозы прерывания поставок газа в качестве политического оружия. Даже если этот вопрос так или иначе упоминался во внутренних советских стратегических планах, общее мнение, по-видимому, склонялось к тому, что такое оружие вряд