Шрифт:
Закладка:
Копты, очевидно, являются древними египтянами. Слегка орлиный нос и длинные глаза — такие же, как на профилях из гробниц и храмов, а также на самых ранних византийских изображениях; в остальном лицо красивое, но в целом желтоватое и склонное к одутловатости, а фигуре не хватает грации арабов. Ни один копт не обладает чистокровным, благородным видом самого простого мужчины или женщины с хорошей арабской кровью. У них длинные пальцы на ногах, как у египетских статуй, а арабская ступня классически совершенна, и вы могли бы просунуть руку под подъём. Красота абабде, чернокожих, обнажённых и лохматых, просто поразительна. Я никогда не видел таких изящных конечностей и черт лица, таких глаз и зубов.
Каир,
19 марта.
После отъезда из Сиута я простудился. Хуже всего то, что, поднявшись вверх по Нилу, приходится спускаться обратно и сталкиваться с ужасными туманами и холодными ночами, сменяющимися знойными днями. Поэтому я не стал пытаться добраться до Сахары и пирамид, а приехал в Каир на день раньше назначенного срока. Здесь, в городе, намного теплее и суше, и мой кашель уже прошёл. Я нашла все ваши письма в нескольких томах и была так взволнована, читая их, что прошлой ночью не могла ни минуты уснуть, так что простите за скучность, но я подумала, что вам будет приятно узнать, что я в безопасности в банке Бриггса и сегодня вечером жду Джанет и Росса.
9 апреля 1863 года: миссис Остин
Миссис Остин.
Каир,
9 апреля 1863 года.
Дорогая Муттер,
Я пишу тебе, потому что знаю, что Джанет обязательно напишет Алику. У меня был очень сильный приступ бронхита. После того, как Джанет и Росс уехали в Александрию, мне стало хуже, и Омар очень разумно послал за Хекекиан-беем, который сразу же приехал с Де Лео-беем, главным хирургом войск паши, а также врачом гарема. Он был очень добр и поначалу приходил два-три раза в день. Он не возьмёт никакой платы, под предлогом что он офицер паши; я должен отправить ему подарок из Англии. Что касается Хекекяна-бея, то он настоящий добрый самаритянин, и эти восточные люди делают добро с таким удовольствием, что кажется, будто они оказывают услугу, когда обслуживают кого-то. Хекекян приходит каждый день со своим красивым старым лицом и новостями, сплетнями о султане и его делах. Я всегда буду представлять себе доброго самаритянина в тюрбане, с белой бородой и очень длинными глазами. Сегодня я уже во второй раз встаю с постели и жду тёплого дня, чтобы выйти на улицу. Вчера вечером Салли видела иллюминацию; она говорит, что турецкий базар был великолепен. Султан и вся его свита не едят здесь хлеб, вся их еда приходит из Константинополя. Завтра отправляется Махмал — подумайте, как я буду скучать по этому зрелищу! C’est désagréable.
У меня есть чернокожая рабыня — настоящая. Я посмотрела на её маленькие ушки и подумала, что в них не проколоты дырки для колец. Ей показалось, что я хочу, чтобы в них прокололи дырки (она сидела на полу рядом со мной), и через минуту она встала и показала мне ухо с большой булавкой, воткнутой в него: «Так хорошо, леди?» Этой девочке восемь лет. От шока я чуть не упала в обморок. Что за крайняя степень ужаса довела этот маленький разум до такого состояния? Она очень добрая и нежная и уже неплохо шьёт. Когда она только приехала, она сказала мне, что думала, будто я её съем; теперь она боится только одного — что я её брошу. Она поёт дикую радостную песню, обращаясь к портрету Мориса и к маленькой Ситт. Её прислали из Хартума в подарок мистеру Тайеру, у которого совсем нет служанок. Он позвал меня посмотреть на неё, и когда я увидел, как его кухарка и конюх грубо таскают за собой это перепуганное существо, я сказал, что возьму её на время. Салли учит её, и она очень хороша; но теперь она вложила в меня всю свою маленькую чёрную душу. Де Лео не может сказать, что мне следует делать, потому что он мало что знает, кроме Египта, и считает, что Англия похожа на Норвегию, как мне кажется. Только не отправляйте меня в ужасную горную долину; я до сих пор слышу, как капает, капает, капает вода в Э-Бонн в моих дурных снах, когда мне холодно и тяжело во сне. Я скоро напишу снова, пожалуйста, отправьте это Алику.
13 апреля 1863 года: сэр Александр Дафф Гордон
Сэру Александру Даффу Гордону.
Каир,
13 апреля 1863 года.
Дорогой Алик,
Вы, должно быть, слышали от моей матери о том, что мне не повезло и я снова заболела. Дело в том, что весна в Египте очень суровая, и я спустилась по реке на целый месяц раньше срока. Люди говорят такую чушь о жаре. Сегодня первый тёплый день за всё время; до сих пор я дрожала от холода, и Салли тоже. Я был там дважды и видел, как священный Махмал останавливается на первой остановке за пределами города. Это глубоко трогательное зрелище — все эти люди, готовые терпеть такие трудности. Они останавливаются среди гробниц халифов, в таком месте. Глаза Омара были полны слёз, а голос дрожал от волнения, когда он рассказывал об этом и показывал Махмал и шейха аль-Джемеля, который ведёт священного верблюда, обнажённого по пояс, с распущенными волосами. Мусульманское благочестие так не похоже на то, что думают европейцы, оно так полно нежных чувств, так сентиментально, как мы и представить себе не можем, и оно удивительно сильное. Когда я болела, я слышала, как Омар молился за дверью: «О Боже, пусть ей станет лучше. О Боже мой, пусть она поспит», — так же естественно, как мы говорим: «Надеюсь, она хорошо проведёт ночь».
Приезд султана — своего рода загадка. Никто не знает, чего он хочет. Паша приказал всем женщинам из низших сословий оставаться дома, пока он здесь. Арабские женщины прямолинейны и могут высказать свои обиды великому султану.
15 апреля. Я продолжаю медленно поправляться и через несколько дней
