Они еще немного попрактиковались в ходьбе на высоких каблуках, а потом вместе направились в ресторан.

За столиками там сидели немецкие солдаты, но нужного эсэсовца среди них не было. Девочки, чувствуя себя неловко накрашенными и разодетыми, присели за столик рядом с немцем, потягивавшим джин, и хорошенькой медсестрой-голландкой, которая ела мороженое.

Франс дал им десять гульденов, чтобы сестры могли что-нибудь заказать в ожидании. Монеты жгли им карманы, а мороженое казалось ужасно соблазнительным в качестве времяпрепровождения. Официант сразу сообразил, кто они такие – подростки в дешевом маскараде, – и подозрительно уставился на сестер. Тем не менее он принял у них заказ, и вскоре Трюс и Фредди уже наслаждались своим мороженым.

Все закончилось крайне неприятной сценой. Эсэсовец так и не пришел, и, чтобы убить время в ожидании, девочки заказали еще по мороженому. Когда официант вернулся со счетом, там было написано – тринадцать гульденов и восемьдесят центов. Трюс и Фредди запаниковали. Они начали рыться в карманах, но на двоих вместе с мелочью у них набралось всего одиннадцать гульденов. Девочки извинились, официант обозвал их грязными потаскухами, и под гомон толпы сестер Оверстеген вышвырнули из кафе [89].

* * *

Два дня спустя они наткнулись на того эсэсовца на улице близ «Хеенхек». На этот раз без макияжа и высоких каблуков. Просто девушки, просто соблазнительные улыбки. В мгновение ока Трюс оказалась за столиком вместе с эсэсовским шифровальщиком. Она отослала Фредди обычными для старшей сестры словами «Поди поиграй где-нибудь», чтобы остаться с немцем наедине. Трюс знала, что Фредди будет держаться поблизости и в нужный момент помчится к Франсу и Кору сообщить, что игра началась.

Немец заказа себе пива, а Трюс – лимонад, который она потягивала, казалось, несколько часов. Ей мучительно было флиртовать с ним: эсэсовец был гораздо старше и выглядел очень властным. Кажется, ему было лет пятьдесят. От его улыбочек ее подташнивало. Она выкурила сигарету, и ей стало еще хуже. Она заметила, как он из-под очков пялится на ее грудь. Тошнота усилилась, но ему хотелось рассказать о своих медалях, и она выслушала его с должным вниманием.

Трюс понимала, что им пора идти. Она поведала немцу о «частной роще ее дядюшки» на Вагенвег. «Всего десять минут пешком, и там так романтично!» – убеждала она. Мужчина рассмеялся и сказал по-немецки, что Трюс, кажется, хочет познакомиться с ним поближе. Они поднялись со стульев; хозяин заведения сделал в адрес немца знак, от которого все вокруг расхохотались. Трюс покраснела до корней волос [90].

Выйдя на улицу, Трюс заметила, как Фредди садится на велосипед. Взглядом она дала сестре понять, что план в силе, и Фредди помчалась предупредить Франса и Кора, чтобы были наготове.

Трюс провела эсэсовца через парк к леску, продолжая флиртовать с ним, несмотря на отвращение. Годы спустя она все еще будет помнить его губы и руки. Ей было тяжело притворяться влюбленной из-за страха [91].

Она отбивалась от его объятий, пока они шагали по узкой тропинке к Вагенвег в сумерках, спустившихся на Харлем. «На улице темнело, и мне было нелегко вести его через лес. Любые кусты на De Hout [зеленой улице, ведущей к дому на Вагенвег] вполне бы его устроили», – вспоминала она [92].

Наконец, они дошли до особняка Андриссена, отмеченного парой статуй на улице перед домом. Трюс провела немца через ворота дальше, в темные глубины поместья, к пруду, где Франс устроил им с Фредди проверку несколько месяцев назад. Немец выжидающе уставился на нее, потом крепко прижал к себе. Она отчаянно боялась, но знала, что Франс поблизости, и на этот раз была рада услышать его голос.

– Что вы здесь делаете? Что такое? – рявкнул Франс, появляясь из темноты. Он заговорил на немецком, угрожая эсэсовцу, как хозяин, во владения которого вторглись. Франс отлично разыграл возмущенного «дядюшку» испуганной «племянницы» – Трюс. Он сообщит начальству офицера, если тот немедленно не удалится.

Немец остолбенел, но быстро пришел в себя. Щелкнув каблуками, он принес извинения. Когда он развернулся, собираясь уходить, Франс подскочил к нему со спины, приставил свой доисторический пистолет ему к затылку и нажал на курок.

Выстрел эхом разнесся по роще, и эсэсовец рухнул на землю. Кор и Фредди выскочили из-за кустов; Трюс вырвало на траву возле пруда.

Франс и Кор быстро раздели еще не остывшее тело и забрали форму себе для последующего использования. Франс резким тоном приказал Фредди выйти на улицу и посмотреть, нет ли там кого. Покончив с раздеванием трупа, Франс и Кор вырыли среди деревьев неглубокую могилу, свалили тело туда и засыпали землей. Потом замели ее отломанной веткой и присыпали листьями, чтобы сделать незаметной.

Как только они закончили, Фредди прибежала со своего поста сообщить, что машина с немцами подъехала и остановилась на Вагенвег. Весь отряд немедленно бросился в заросли. Пробравшись через деревья, они оказались перед высоким забором, окружавшим теннисный корт, – барьером, который Франс и Фредди быстро преодолели. К сожалению, Трюс и Кор немного задержались; они были наверху, когда у них за спиной раздался собачий лай.

Дома Фредди едва не набросилась на сестру с кулаками. Им очень повезло, что мать и сводный брат Робби уехали на несколько дней в Амстердам погостить у тетки. Девочки прижались друг к другу и разрыдались [93].

Глава 9

Количество участников Сопротивления в Харлеме и прилегающих городах летом и осенью 1942 года заметно выросло. Возникли еще десятки отрядов и ячеек помимо той, что организовал Франс ван дер Виль. LO, специализировавшаяся на укрывании onerduikers, стала гораздо более активной, особенно когда выяснилось, что немцы собираются принудительно угонять молодых голландцев в Германию для работы на военном производстве.

В Харлеме действовала так называемая Ordedienst (OD), организованная бывшими солдатами вскоре после капитуляции. На ранних этапах оккупации эта группа предполагала, что немцы не останутся в Голландии. Их намерение вместе с официальным голландским правительством в изгнании в Великобритании заключалось в заполнении вакуума власти в стране и поддержании порядка после ухода нацистов. Когда немцы не только остались, но и подчинили страну своему режиму, многие члены OD сами стали участниками Сопротивления.

Помимо этих групп в Харлеме существовало множество небольших независимых отрядов Сопротивления и ячеек, преимущественно связанных с подпольными изданиями. Сторонники De Vonk («Искры») были в основном социалистами; сторонники De Waarheid – коммунистами. Существовали собственные группы в прилегающих городках и