Шрифт:
Закладка:
Военные события в других странах усилили напряжение в Нидерландах. Трюс и Фредди, а также другие члены харлемской RVV получили рекомендацию держаться осторожнее. Связь коммунистической ячейки Франса ван дер Виля с более широким движением RVV привела к активизации деятельности в их тайной штаб-квартире на Вагенвег. Местные жители стали посматривать на особняк Андриссена с подозрением. Группа начала искать другое место для встреч, и именно при этих обстоятельствах Трюс, Фредди и Кис начали готовиться к новой своей миссии.
Трюс и Фредди предстояло развезти по назначению оружие и запасные части для него, доставленные Кором Расманом. Каждая из девочек нашила себе на пальто несколько дополнительных внутренних карманов, позволявших перевозить больше оружия. Часть груза была приторочена к велосипедам в мешках, отчего те виляли и становились неустойчивыми. Девочки и Кис выехали вместе, но Фредди скоро свернула на отдельный маршрут. Трюс и Кис продолжили ехать в сторону Амстердама, но, оказавшись там, тоже разъехались – у Киса было задание выследить коллаборациониста.
Сквозь пелену дождя Трюс поехала к дому Боба и Энни. Она успела промокнуть до костей, а ее велосипед постоянно вилял и кренился под грузом. Трюс постучала в дверь хорошо отработанным условным стуком. Ей никто не ответил, и она постучала снова. Она начала тревожиться.
Наконец Энни открыла дверь вся в слезах и не сразу смогла объяснить, что происходит. Оказавшись в доме, Трюс велела Энни успокоиться и рассказать, в чем дело. Когда та ей объяснила, Трюс словно ударили кулаком в живот.
– Бабушка умерла, – всхлипнула Энни, утирая слезы, катившиеся по лицу.
Ее слова дошли до Трюс не сразу. Теперь уже Трюс лишилась дара речи. Пожилая профессор, ее наставница, человек, который слушал ее, который понимал, через что она проходит, исчез в мгновение ока. Как такое могло произойти? «Все мои визиты в их дом промелькнули передо мной в тот момент. Я никогда больше не посмеюсь над ее фламандским акцентом. Никогда не услышу: „Все хорошо, девочка. Ты справишься“. Никаких больше: „Когда война закончится, мне бы хотелось познакомиться с твоей мамой“» [118].
Энни подвела Трюс к кровати Бабушки в доказательство того, что только что сказала. Трюс погладила длинные седые волосы женщины, напомнившие ей о крошечной мертвой птичке, которую она в детстве как-то взяла в руки и покачала в ладонях.
– Когда устроим похороны? – не подумав, спросила она у Энни.
Энни была потрясена. Конечно, никаких похорон не будет. Гестапо набросится на них, не успеют они и опустить крышку гроба. Не успеют даже выкопать могилу. Они ворвутся в двери к Энни с Бобом и утащат их в Вухт или Вестерброк.
Трюс поняла, что сейчас положение дел обстоит именно так. Такова их жизнь – и смерть. Ты умираешь один, в комнате у чужих людей, в чужом городе. Такова Голландия при немцах. От осознания, что не будет ни похорон, ни прощальной церемонии, Трюс словно получила еще один удар в живот.
– И что мы будем делать? – спросила она Энни.
Оказалось, у Энни к ней тот же самый вопрос.
Боба не было дома, чтобы им помочь. Он уехал с их сыном в Северный Амстердам и не знал о том, что случилось с Бабушкой. Трюс прошла на кухню и умылась. Увидела возле раковины расческу, и внезапно ей захотелось расчесать волосы. Возможно, потому, что она трогала волосы Бабушки, а может, потому, что расчесывание всегда давало ей мгновение подумать.
Это помогло. Вскоре она уже тащила Энни назад в комнату, где лежала Бабушка. Вдвоем они сняли с нее одежду и завернули тело в старое одеяло. Сняли единственное украшение – кольцо, – воспользовавшись бруском мыла, чтобы оно соскользнуло с пальца: так власти не смогут опознать тело, когда его найдут. Потом вместе Трюс и Энни снесли Бабушку вниз по ступенькам и усадили в инвалидное кресло.
Трюс вывезла его на улицу, залитую лунным светом; Трюс толкала кресло по мощеным тротуарам Амстердама; Трюс увидела поблизости канал и решила увезти тело подальше от дома Энни и Боба, чтобы его нельзя было связать с Сопротивлением. Она шла и толкала кресло, вперед и вперед по улице, время от времени поглядывая на свой груз и пытаясь не задумываться о том, что делает.
Впереди появился съезд к воде. Трюс придала креслу небольшое ускорение, а потом затормозила его – как трамвайный вагон. Кресло уперлось в кромку тротуара над каналом. Бабушка упала в воду, оставив на ее поверхности разбегающиеся круги.
Луна светила так ярко, что Трюс еще долго видела рябь там, где недавно скрылась Бабушка. Где она сейчас? Куда исчезла та чудесная пожилая дама? Внезапно среди ряби, на поверхности канала, показались ее волосы, плывущие по воде, похожие на пучок серых водорослей.
Трюс глубоко втянула носом воздух. Огляделась по сторонам. Надо бежать, надо выбираться отсюда! Но ее ноги словно налились свинцом. О, прошу вас, Бабушка! Пожалуйста, тоните!
С последним булькающим звуком канал утянул Бабушку в свои глубины, и Трюс, наконец, смогла сделать шаг. Она торопливо двинулась по улице, но потом вспомнила, что спешить нельзя, чтобы не привлекать к себе внимания, и заставила себя идти медленней.
Тем не менее она не смогла удержаться и оглянулась. Вода была гладкой; волосы больше не плавали по поверхности. Бедная Бабушка пропала [119].
Глава 12
Йо Шафт вернулась в Харлем, который сильно изменился по сравнению с тем, каким она оставила его несколько лет назад. Война сделала город серым и мрачным. Атмосфера всеобщего недоверия была почти осязаемой не только из-за присутствия немцев, но и из-за очевидного раскола между коллаборантами и Сопротивлением. В воздухе витал страх: евреев продолжали угонять в Вестерброк, а оттуда в лагеря смерти в Германию, как и членов голландского
