Дивизия полковника Орехова еще засветло вышла к реке и завязала бой за левый берег.

— Любой ценой пробивайся к мосту, — приказал Орехов подполковнику Свирину. — Не дай взорвать его японцам.

— Товарищ полковник! — окрикнул его в это время начальник связи. — Штаб армии приказал закрепиться на этом берегу Муданьцзяна.

— Что за кутерьма! — изумился Орехов. — Командарм своего приказа не отменит! Свяжитесь с его радиостанцией! — приказал он и начал спешно отменять отданные частям распоряжения.

* * *

Генерал Смолянинов целый день пробыл в Восемьдесят шестой дивизии. В штаб он возвратился только вечером, надеясь встретиться с Георгием Владимировичем. Но встретил начальника штаба. Полковник сиял.

— Вот полюбуйтесь! — положил тот перед Смоляниновым лист объемистой телеграммы и пришлепнул по нему ладонью. — Японцы капитулировали! — заявил он так, словно был виновником японского поражения.

«По вопросу о ноте японского правительства от 10 августа относительно принятия условий Потсдамской декларации и ответа правительства Соединенных Штатов, Великобритании, Советского Союза и Китая, посланного государственным секретарем Америки Бирнсом и датированного 11 августа, японское правительство имеет честь сообщить правительствам четырех держав следующее:

Его величество император издал императорский рескрипт о принятии Японией условий Потсдамской декларации.

Его величество император готов санкционировать и обеспечить подписание его правительством и императорской генеральной штаб-квартирой необходимых условий для выполнения положений Потсдамской деклараций. Его величество так же готов дать от себя приказ всем высшим военно-морским и авиационным властям Японии и всем находящимся в их подчинений вооруженным силам, где бы они ни находились, прекратить боевые действия и сдать оружие, а также дать такие приказы, которые может потребовать верховный командующий союзных вооруженных сил в целях осуществления вышеуказанных условий».

Не успел Смолянинов выразить своего удовлетворения, как вошел генерал Савельев. Командующий был в крайнем возмущении.

— Кто отменил мой приказ на форсирование Муданьцзяна?

— Я не отменял, — начал оправдываться начштаба. — Только передал полковнику Орехову, что… это самое… капитуляция. Штаб фронта, приказал закрепиться…

— Какая капитуляция?

— Вот эта… — с готовностью подал начальник штаба телеграмму.

— Готов санкционировать… Когда? К-о-г-да? — выкрикнул Савельев, пробежав телеграмму. — И штаб фронта приказал прекратить боевые действия, остановить войска?

— Да… То есть нет! Закрепиться до особого распоряжения на рубеже реки Муданьцзян, — мямлил полковник, готовый провалиться от взгляда командарма.

— Вам дозволено, полковник, принимать подобные решения без Военного Совета? — Начальник штаба виновато молчал. — К утру плацдарм на западном берегу реки Муданьцзян должен быть взят, полковник! — отчеканил Савельев. — Руководить операцией приказываю вам лично! Идите! — Савельев прошелся несколько раз по комнате.

— Ты знал об этом? — спросил он Виктора Борисовича.

— С этим начальник штаба ознакомил меня только, сейчас, — указал Смолянинов на телеграмму. — Об отмене твоего приказа он мне ничего не успел сказать.

— Это же безумство! — снова вспылил Савельев. — Нужно совершенно не знать японцев, чтобы по этой филькиной грамоте прекращать военные действия, обрывать прорыв войск. Японский генералитет принимает любые условия только под дулом пистолета… Надо не знать японцев…

Командарма прервал телефонный звонок.

— Слушаю, первый! — поднял трубку Савельев. — Что?! Да это же превосходно! — воскликнул он. — Какой молодец!.. Передайте ему мою благодарность! Держаться, во что бы то ни стало! — и, положив трубку, пояснил Смолянинову: — Подполковник Свирин все же вцепился одним батальоном в западный берег! До приказа начальника штаба успел перепрыгнуть через реку. Этим он и спас нашего начальника штаба. Умница! Не подполковник, а клад! Пойду на прямой провод выяснять обстановку… Точно гора с плеч!

— Я тоже, кажется, насолил тебе, — неловко проговорил Смолянинов.

— Что еще? — обеспокоился командарм.

— Парламентером к Сато назначил полковника Орехова. Указанный ему пункт встречи в полосе Сорок шестой дивизии.

— Парламентируй, попытка не пытка! — отозвался Георгий Владимирович. — Двоих уже потеряли с этой затеей. Назначил бы какого комбата…

Смолянинов осуждающе качнул головой.

— Все равно советский человек!

— Вот, чует душа: быть опять беде, — вдруг недовольно заключил Савельев.

— Все может быть, — спокойно отозвался Смолянинов. — На-ка вот тебе от Евгении, — подал он командарму конверт.

Савельев изумленно поднял брови.

— Зинаида привезла, — пояснил Виктор Борисович. — А это от нее записка.

— Где ты ее видел? — обеспокоился Георгий Владимирович.

— С санитарным поездом прошлую ночь пожаловала.

Савельев быстро прочел записку.

— Девчонка! — недовольно воскликнул он. — Придется отправить ее в Хабаровск, — словно советуясь, взглянул он на Смолянинова.

— Не мешай ей, Георгий. Чрезмерная опека мало приносит пользы, — возразил Виктор Борисович. — Ей через год-два придется совсем выйти из-за спины генерала Савельева… Да и что в Хабаровске?

— Да-а! — тяжело выдохнул Савельев. — Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом!.. Поехали на КП, — взглянув на часы, заторопился он. — командирам я приказал быть в 15.00.

* * *

От станции Модаоши до Муданьцзяна тридцать километров, на них четыре линии бетонных укреплений. Первая проходила по хребту Кэнтэй-Алинь, последняя — по западному берегу реки Муданьцзян, огибавшей город широкой излучиной. Эти позиции японцы называли «львиные ворота».

Армия генерала Савельева к 13 августа по всему фронту вышла к этим грозным позициям. Уже в первых стычках генерал понял, что без основательной подготовки к Муданьцзяну прорваться не удастся. Потому Георгий Владимирович отнесся с особым пристрастием к докладам командиров дивизий. Особенно придирчиво он прислушивался к полковнику Орехову. Его дивизии предстояло брать город в лоб.

— Значит, завтра с рассветом даешь Муданьцзян? — переспросил он полковника Орехова, выслушав его решение.

— Насколько мне известно, таково решение и командующего армией, — ответил Орехов.

— Хм! Плоха у вас разведка, раз информировала так. — заметил командующий, переглянувшись с членом Военного Совета.

Смолянинов улыбнулся.

Еще утром, после того как Савельев привел себя в порядок, он пододвинул к нему карту и показал:

— Смотри, Тридцать пятая армия вот куда вышла, а сосед слева — Пятая только-только перевалила хребет Тайпинлинский…

— Командарм Пять — копуша, а Тридцать пятая армия идет по сплошным топям, — не понял его Савельев. — Они нам не указ.

— Я не то хочу сказать. Японцам-то все равно, почему наши фланги оголены? Как бы войска Сато не сделали чик! — ударил Виктор Борисович ребром ладони по карте.

— На флангах по танковой бригаде, — возразил командарм.

— Не забывай, Георгий, почти армия! Целая свежая армия отборных головорезов!

— Да-а! — Савельев надолго задумался. — Топтаться на месте?

— Зачем? Я говорил с обоими командующими. К утру, если мы поможем своими флангами, они выйдут вот сюда, — прочертил Виктор Борисович жирную линяю. — А мы не утром, японцы к этому привыкли, а днем ударим всеми стволами и силами. Если Муданьцзян и не возьмем, то на плечах у них на подступы к нему выйдем.

— Что же ты не подсказал начальнику штаба? — недовольно проговорил Савельев.

— Я