Мэдж – характерную роль, предельно далекую от его амплуа. Идея заключалась в том, чтобы Брун дебютировал в Нью-Йорке как характерный артист с Нуреевым в главной роли Джеймса. И вот 9 августа два друга, чьи карьеры были неразрывно связаны, появились на сцене вместе, впервые после своих ранних концертных выступлений в 1962 года.

Тот вечер стал ответственным моментом для них обоих. Театр был переполнен зрителями, жаждавшими лицезреть двоих великих танцовщиков на одной сцене. «Рудольф был возбужден и горд, он не мог дождаться выхода», – вспоминала Линда Мейбардук, танцевавшая роль Эффи, отвергнутой невесты Джеймса. Выход Бруна был встречен рукоплесканиями и криками «Браво!» А потом, когда на поклон вышел Рудольф, Эрик замер в кулисах, весь дрожа. Джоанн Нисбет, балетмейстеру труппы, пришлось даже поддержать его, а когда она спросила: «Все ли с вами в порядке?» – Брун ответил ей по-датски. «Он был настолько взволнован, что позабыл английский. Я встряхнула его, а Рудольф схватил и вытащил на сцену», – рассказывала Нисбет. А в тот момент, когда занавес опустился, танцовщики обнялись.

Фактически Брун передал классические роли периода своего расцвета Нурееву и обратился к репертуару, в котором чувствовал себя более легко. С его красивым лицом и изменившимся настроем, его воплощение Мэдж приковывало взоры зрителей и поражало, если не пугало. «Люди привыкли видеть меня благородным принцем, а тут я… предстал их глазам беззубой каргой, облаченной в лохмотья и источавшей зло, – говорил потом Эрик. – Да, это был лучший способ высвободить все то зло, что скопилось внутри меня».

Нуреев в этом не усомнился. Когда Брун (в роли Мэдж) угрожал ударить его клюкой, Рудольф почувствовал, что он готов был его убить. Одобрение Бруна по-прежнему оставалось крайне важным для Нуреева, который никогда в жизни так не нервничал, как в те вечера, когда Эрик сидел в зале, наблюдая за его танцем в балете Бурнонвиля. По свидетельству Линды Мейбардук, Рудольф был «весь на нервах», а Эрик «мучил» его тем, что приходил за кулисы и ничего не говорил. Он просто сидел там в молчании, «которое было – и он это знал – гораздо хуже для Рудольфа, чем если бы он указал ему на промахи».

Через пять дней после триумфа Рудольфа и Эрика в Нью-Йорке Национальный балет Канады показал тот же спектакль в Торонто. Только на этот раз роль Джеймса исполнял Барышников. И хотя Брун не танцевал в нем Мэдж, он готовил Барышникова к его дебюту, как прежде готовил Рудольфа. После спектакля Брун пришел за кулисы и сказал Барышникову: «Если бы я продолжал исполнять эту роль, я хотел бы танцевать ее так, как вы». Именно такую похвалу жаждал услышать от Эрика Рудольф.

По словам Барышникова, Нуреев ревновал из-за его растущей дружбы с Бруном и из-за того внимания, которое ему оказывал Эрик: «У Рудольфа было не так много друзей, особенно среди мужчин… и Эрик явно был большой проблемой всю его жизнь. Однажды он сказал мне: “Ты опять с Эриком! Может, вы поженитесь?” А я ответил: “Может быть”». Эрик тогда жил с Константином Патсаласом, красивым греком – танцовщиком и хореографом из Национального балета Канады. Иногда они втроем ходили куда-нибудь вместе с Рудольфом и Уоллесом Поттсом. По словам Барышникова, отношения Рудольфа и Эрика тогда походили на «битву двух “эго”: любой шаг одного тут же осуждался другим», а Уоллес «держался по-семейному… более просто». У него «никогда не было никаких больших амбициозных планов. Он ни в чем не соперничал с Рудольфом. Со стороны их отношения выглядели прекрасными».

В то лето Барышников гостил и в лондонском доме Рудольфа, где обедал с принцессой Маргарет, Аштоном, Фонтейн и Робертом Хелпманом. Рудольфу «нравилось бывать на людях, и нравилось, когда его узнавали. Он даже закатывал маленькие сценки, чтобы быть замеченным, словно хотел сказать: «Посмотрите на меня хорошенько. Что? Вы не знаете, кто я?» А еще Рудольф «таскал» Барышникова на «чудные шоу в кабаре» с участием трансвеститов, актеров английских водевилей и артистов-имитаторов. «Иногда они изображали его, если знали, что он сидит среди публики».

Поскольку и Барышников, и Нуреев были русскими перебежчиками, зрители полагали, что между ними много общего и что они считали друг друга соперниками. Газетчики только и мечтали о том, как бы раздуть это соперничество (подобно тому, как двенадцать лет назад они пытались раздуть соперничество Рудольфа и Эрика). Но, если не считать того, что и Нуреев, и Барышников были воспитанниками Пушкина и звездами Кировского театра, в остальном они сильно разнились – и стилем, и темпераментом, и своими творческими устремлениями. «Я получил лучшее образование, – признавал Барышников. – Я дольше учился. [Рудольф] отлично сознавал свои недостатки как танцовщика. И инстинктивно он чувствовал, что я не большой поклонник его танцевальной манеры как таковой. Мне нравилась его игра, но далеко не всегда танец. Его движения не выглядели естественными. Во фразировке отсутствовала внутренняя логика. Все было напоказ: “Смотрите на меня, как я это делаю”. Не было естественного течения танца, от начала и до конца». Самому Барышникову для самоутверждения не требовалось одобрение публики. Как подметила Арлин Кроче через месяц после его побега, «он не лучится на сцене, не заставляет публику видеть в нем звезду… Он внимателен к партнерше и выглядит совершенно невзрачным… Очевидно, Пушкин выпустил не последнего, но нового и уникального классического виртуоза».

Впоследствии Барышников настаивал, что они никогда не были соперниками с Нуреевым и что Рудольф понимал: он «не претендовал на его место». Но, по правде говоря, сам Рудольф не всегда был в этом уверен. По свидетельству Луиджи Пиньотти, Рудольф внимательно наблюдал за своим более молодым соперником и позволял себе пренебрежительные замечания в его адрес, когда ощущал неуверенность или угрозу. А принцессе Фирьял запомнился звонок от Нуреева после парижского дебюта Барышникова. «Как он выглядел? – поинтересовался Рудольф. – У вас от него бегали мурашки по коже?»

Глава 25

Тигр! Тигр!

«Я всегда выступаю в роли гостя, и меня всегда заставляют это почувствовать», – не раз повторял репортерам танцовщик. С запуском проекта «Нуреев и друзья» в июне 1974 года Рудольф формально реализовал то, что в умах многих уже превратилось в реальность: он создал свою компанию, где роль гостей отводилась не ему, а всем остальным участникам. Рудольф запланировал собрать группу танцовщиков на один сезон, во время которого он намеревался выступать не только каждый вечер, но и в каждом спектакле программы, призванной продемонстрировать весь диапазон его возможностей и все многообразие танца как такового. Мобильность и ожидаемая прибыльность