* * *

Мы медленно едем по длинной, испещренной рытвинами подъездной дорожке. Ряды деревьев тянутся по обеим сторонам. Мы движемся вперед, подпрыгивая, около минуты. Под колесами скрежещет гравий и хлюпает грязь.

Дом в конце дорожки сделан из камня. Отсюда он не выглядит огромным. С одной стороны – открытая деревянная пристройка с перилами. Мы паркуемся справа от дома. Других машин поблизости нет. Разве у его родителей нет машины? Я вижу свет, идущий из комнаты, которую Джейк называет кухней. В остальной части фермы темно.

Должно быть, внутри стоит дровяная печь, потому что как только я выхожу из машины, то чувствую запах дыма. Когда-то это было милое местечко, но теперь немного обветшало. Стоило бы заново покрасить подоконники, отремонтировать фасад. Большая часть крыльца гниет. Качели на крыльце порваны и заржавели.

– Я пока не хочу туда идти, – говорит Джейк. Я уже сделала несколько шагов по направлению к дому. Останавливаюсь и поворачиваю назад. – Мы столько сидели в машине. Давай сначала прогуляемся.

– Здесь темновато, не находишь? Не видно же почти ничего.

– Тогда хотя бы подышим свежим воздухом. Сегодня звезд нет, но в ясную летнюю ночь они просто невероятны. В три раза ярче, чем в городе. Раньше они мне так нравились. И облака. Помню, как выхожу на улицу днем, погода стоит влажная, и облака такие массивные, мягкие на вид. Мне нравилось, как легко они двигались по небу, как отличались друг от друга. Глупо, наверное, просто смотреть на облака. Жаль, что мы не можем увидеть их сейчас.

– Это не глупо, – говорю я. – Нисколько. Приятно, что ты замечал такое. Большинство людей не заметили бы.

– Я всегда замечал подобные вещи. И деревья тоже. Кажется, теперь уже не так часто замечаю. Не знаю, когда все изменилось. Во всяком случае, можно понять, что снаружи чертовски холодно, когда снег вот так хрустит. Это не тот мокрый снег, из которого делают снежки, – говорит Джейк, идя впереди. Жаль, что он не в перчатках, у него руки красные. Тропинка, ведущая от подъездной дороги к амбару, вымощена камнями, неровными и рассыпающимися. Я ценю свежий воздух, но он холодный, совсем не бодрящий. У меня онемели ноги. Я думала, что Джейк захочет сразу пойти внутрь и поздороваться с родителями. Именно этого я и ожидала. На мне нет теплых штанов. Никакого длинного белья. Джейк устраивает мне «сокращенную экскурсию», так он это называет.

Ветреная ночь – странное время, чтобы осматривать окрестности. Я вижу, что он действительно хочет мне все показать. Машет рукой в сторону яблоневого сада и того места, где летом растут овощи. Мы подходим к старому сараю.

– Там овцы, – говорит он. – Наверное, папа дал им зерна час назад.

Он ведет меня к широкой двери, которая открывается через верхнюю половину. Мы входим. Свет тусклый, но я различаю силуэты. Большая часть овец лежит. Некоторые из них жуют. Я это слышу. Овцы выглядят вялыми, обездвиженными холодом, их дыхание парит вокруг них. Они смотрят на нас отсутствующим взглядом. У сарая тонкие фанерные стены и кедровые столбы. Крыша – какой-то листовой металл, может быть, алюминий. В нескольких местах на стенах видны трещины или дыры. Это место выглядит слишком унылым, чтобы задерживаться здесь надолго.

Сарай совсем не такой, каким я его себе представляла. Конечно, я ничего не говорю Джейку. Тут тоскливо. И воняет.

– Это их жвачка, – говорит Джейк. – Они всегда так делают. Жуют.

– А из чего она?

– Из полупереваренной пищи, которую они отрыгивают и жуют. Помимо куска чего-нибудь съедобного во рту, в сарае в это время не много развлечений.

Джейк молча выводит меня на улицу. Я вижу то, что тревожит меня куда сильнее, чем неустанно движущиеся челюсти. Возле стены лежат две туши. Два мохнатых трупа.

Кто-то положил их, обмякших и безжизненных, снаружи у сарая. Я не ожидала такое увидеть. Нет ни крови, ни ран, ни мух, ни запаха – ничего не указывает на то, что эти существа когда-то были живыми. Никаких признаков разложения. С таким же успехом их могли сделать из синтетического, а не органического материала.

Я хочу их рассмотреть, но также хочу уйти подальше. Я никогда раньше не видела мертвых ягнят, разве что на тарелке с чесноком и розмарином. Я впервые думаю о том, что, похоже, существуют различные степени смерти. Как и разные степени всего: быть живым, быть влюбленным, быть преданным, быть уверенным. Эти ягнята не ходят во сне. Они не сбиты с толку и не больны. Они не думают сдаваться. Эти бесхвостые ягнята мертвы, в наивысшей степени мертвы, мертвы на десять баллов из десяти.

– А что будет с ягнятами? – кричу я Джейку, который уходит прочь, удаляется от сарая. Я вижу, что он проголодался и хочет поскорее попасть внутрь. Ветер усиливается.

– Что? – он кричит через плечо. – Ты имеешь в виду мертвых?

– Да.

Джейк не отвечает. Он просто продолжает идти.

Я не знаю, что еще сказать. Почему он ничего не ответил о мертвых ягнятах? Я ведь их увидела. Я бы предпочла не обращать на них внимания, но теперь, когда их увидела, это уже невозможно.

– С ними что-нибудь случится? – спрашиваю я.

– Даже не знаю. Что ты имеешь в виду? Они уже мертвы.

– Они там останутся, их похоронят, или еще что-нибудь?

– Возможно, их сожгут. В большом костре. Когда станет теплее, весной. – Джейк продолжает идти впереди меня. – В любом случае сейчас они окоченели.

С виду они не так уж сильно отличались от живых и здоровых ягнят, по крайней мере на мой взгляд. Но они умерли. Такие похожие на живых, здоровых ягнят – и одновременно совсем другие.

Я бегу за Джейком, стараясь не поскользнуться и не упасть. Мы уже достаточно далеко от сарая, и когда я оборачиваюсь, два ягненка кажутся одной неодушевленной массой – мешком с зерном, прислоненным к стене.

– Пойдем, – зовет Джейк, – я покажу тебе старый загон, где раньше держали свиней. Теперь не держат: слишком затруднительно.

Я иду за ним по тропинке, пока он не останавливается. Загон выглядит заброшенным, нетронутым в течение нескольких лет. Так мне кажется. Свиней больше нет, но загон остался.

– Так что же случилось со свиньями?

– Последние двое были довольно старыми и больше не двигались, – говорит он. – Их пришлось усыпить.

– И твои родители не завели новых, маленьких. Поросят. Ведь обычно так поступают?

– Иногда. Но, думаю, они решили не заменять старых. Свиньи