– Твои таблетки.

И сунул руку в карман. Ему пришлось выпрямить ноги, чтобы просунуть ее внутрь. Я не сводила с него глаз.

– Вот, – сказал он.

Джейк не просто вытащил две таблетки из своего замусоренного кармана. Он протянул мне свернутый в комочек бумажный носовой платок, запечатанный кусочком скотча. Пакет выглядел как большая белая конфета «Поцелуй Херши». Я отклеила скотч. Внутри были мои таблетки. Три штуки. На одну больше, чем я просила – на случай, если вдруг понадобится.

– Спасибо, – сказала я и пошла в ванную за водой. Я ничего не сказала Джейку, но для меня обертка была важна. Он сберег таблетки. Для себя бы так не поступил.

Это немного сбило меня с толку, заставило все переосмыслить. Я собиралась расстаться с ним тем вечером… ну, возможно. Теоретически. Я этого не планировала. Но оно могло случиться. Однако он положил мои таблетки в салфетку.

Достаточно ли таких мелких, критически важных действий? Они заставляют нас лучше думать о себе и о других. Мелочи объединяют. Кажется, что они и есть жизнь. От них многое зависит. Это в чем-то похоже на религию и Бога. Мы верим в определенные концепции, которые помогают понять жизнь. Не только ради самого понимания, но еще и ради того, чтобы обрести комфорт. Идея о том, что лучше прожить всю оставшуюся жизнь с одним человеком, не является истиной, внутренне присущей бытию. Это убеждение, в правдивость которого нам хочется верить.

Потеря уединенности, независимости – жертва куда большая, чем большинство из нас осознает. Разделять среду обитания, жизнь, конечно, труднее, чем быть одному. На самом деле совместная жизнь кажется практически невозможной, не так ли? Найти другого человека, с которым можно прожить до конца своих дней? Состариться и измениться вместе с ней или с ним? Видеть каждый день, реагировать на настроения и потребности?

Забавно, что Джейк чуть раньше заговорил об интеллекте. Этот его вопрос о самом умном человеке в целом мире. Как будто Джейк знал, что я размышляла на эту тему. Мысли вертелись одна за другой. Всегда ли интеллект – хорошая штука? Интересно. А если от него никакого толка? Если интеллект ведет к бо́льшему одиночеству, а не к самореализации? Если вместо продуктивности и ясности он порождает боль, изоляцию и сожаление? Я много думала об этом, об интеллекте Джейка. Не только сейчас. Я уже давно об этом размышляю.

Его интеллект изначально меня привлек, но разве он благоприятен для серьезных отношений? Будет ли жизнь с кем-то менее умным труднее или легче? Я говорю о долгосрочной перспективе, а не о нескольких месяцах или годах. Логика и интеллект не связаны с великодушием и эмпатией. Или нет? Во всяком случае, не интеллект Джейка. Он буквальный, линейный, интеллектуальный мыслитель. И можно ли назвать тридцать, сорок или пятьдесят лет, проведенных с таким человеком, привлекательными?

Я поворачиваюсь к нему:

– Знаю, ты не любишь говорить о настоящей работе, но я никогда не видела твою лабораторию. На что она похожа?

– Что ты имеешь в виду?

– Мне трудно представить, где ты работаешь.

– Вообрази лабораторию. В общем, так оно и есть.

– Там пахнет химикатами? А людей вокруг много?

– Даже не знаю. Наверное, да, как правило.

– Но у тебя нет никаких проблем с тем, что тебя отвлекают и не дают сосредоточиться?

– Обычно все идет хорошо. Время от времени кто-нибудь нарушает спокойствие: разговаривает по телефону или смеется. Однажды пришлось шикнуть на коллегу. Это, конечно, не круто.

– Я знаю, какой ты, когда сосредоточен.

– В такие минуты я даже тиканье часов не хочу слышать.

В машине пыльно, или, может, все дело в вентиляционных отверстиях. Так или иначе, глаза у меня сохнут. Я регулирую вентиляцию, направляя ее в сторону пола.

– Устрой для меня виртуальную экскурсию.

– По лаборатории?

– Ага.

– Прямо сейчас?

– Ты можешь это сделать и за рулем. Что бы ты мне показал, если бы я навестила тебя на работе?

Он отвечает не сразу. Просто смотрит прямо перед собой, через лобовое стекло.

– Сначала я бы показал комнату белковой кристаллографии. – Он не смотрит на меня, когда говорит.

– Ладно. Хорошо.

Я знаю, что его работа связана с кристаллами льда и белками. Вот и все. Я знаю, что он трудится над докторской диссертацией.

– Я бы показал тебе двух кристаллизационных роботов, которые позволяют нам наблюдать за большой областью пространства кристаллизации, используя субмикролитровые объемы трудноэкспрессируемых рекомбинантных белков.

– Ну вот, – говорю я, – мне нравится это слышать.

И мне правда нравится.

– Тебя, вероятно, заинтересует комната для микроскопии, где установлен наш трехцветный TIRF, то есть флуоресцентный микроскоп с полным внутренним отражением, а также конфокальный микроскоп, который позволяет аккуратно отслеживать одиночные молекулы с флуоресцентными метками in vitro либо in vivo, с нанометровой точностью.

– Продолжай.

– Я бы показал наши инкубаторы с регулируемой температурой, в которых мы выращиваем большие объемы – более двадцати литров – дрожжей и культур кишечной палочки, генетически модифицированных для оверэкспрессии белка по нашему выбору.

Пока он говорит, я изучаю его лицо, шею, руки. Ничего не могу с собой поделать.

– Я бы показал тебе две системы AKTA FPLC для быстрой жидкостной хроматографии белка, которые позволяют быстро и точно очищать любой белок, используя любую комбинацию аффинной, ионообменной и гель-проникающей хроматографий.

Я хочу целовать его, пока он ведет машину.

– Я бы показал помещение для культивирования клеток, где мы выращиваем и поддерживаем различные клеточные линии млекопитающих для трансфекции определенных генов либо для приготовления клеточного лизата…

Он делает паузу.

– Продолжай, – говорю я. – А потом?

– А потом, как мне кажется, тебе станет скучно – и ты захочешь уйти.

Я могла бы сказать ему что-нибудь прямо сейчас. Мы в машине одни. Момент лучше не придумаешь. Я могла бы сказать, что размышляла об отношениях в контексте только самой себя и о том, что все это для меня значит. Или я могла бы спросить, имеют ли такие мысли хоть какой-нибудь смысл – ведь отношения нельзя разделить напополам. Или я могла бы поступить честно и сказать: «Я думаю, как все закончить». Но нет. Я ничего такого не говорю.

Может, познакомившись с его родителями, увидев, откуда он родом, где он вырос, я сумею определиться с тем, как поступить.

– Спасибо, – говорю я. – За экскурсию.

Я наблюдаю, как он ведет машину. Пока что просто наблюдаю. Эти его растрепанные, слегка вьющиеся волосы. Эта изысканная осанка, чтоб ее. Я думаю про те три