меня никакого смысла. Почему так? Неужели сейчас вокруг больше грустных людей, чем было раньше?

– В университете много студентов и профессоров, чья самая большая забота каждый день – и я не преувеличиваю – заключается в том, как сжечь надлежащее количество калорий для их конкретного типа тела, основываясь на диете и количестве интенсивных упражнений. Подумай об этом в контексте человеческой истории. Что уж тут говорить о грустном. Все дело в современности и в том, что мы сейчас ценим. В изменении морали. Правда ли, что в нашем мире стало меньше сострадания? Интереса к другим людям? К отношениям? Но все взаимосвязано. Как можно достичь чувства значимости и целеустремленности, не ощущая связи с чем-то бо́льшим, чем наша собственная жизнь? Чем чаще я думаю об этом, тем больше мне кажется, что счастье и удовлетворенность зависят от присутствия других людей, даже одного другого человека. Точно так же печаль требует счастья, и наоборот. Одиночка – это…

– Я знаю, что ты имеешь в виду, – говорю я.

– Есть один старый пример, который используется на первом курсе изучения философии. Все дело в контексте. У Тодда в комнате есть маленькое растение с красными листьями. Он решает, что ему оно не нравится, и хочет, чтобы его растение выглядело так же, как и другие растения в доме. Поэтому он очень тщательно красит каждый лист в зеленый цвет. Краска высыхает, и уже нельзя сказать, что растение было окрашено. Оно просто выглядит зеленым. Слушаешь?

– Да.

– На следующий день ему звонит подруга. Она биолог-растениевед и спрашивает, нет ли у него зеленого растения, которое она могла бы одолжить, чтобы сделать некоторые тесты. Он говорит, что нет. На следующий день другой знакомый, на этот раз художник, звонит, чтобы спросить, есть ли у него зеленое растение, которое он может использовать в качестве модели для новой картины. Он говорит, что да. Ему задавали один и тот же вопрос дважды, и он давал противоположные ответы, но каждый раз был честен.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Еще один поворот, на этот раз на четырехстороннем перекрестке.

– Мне кажется, что в контексте жизни и существования людей, отношений и работы быть грустным – это один из правильных ответов. Такова правда. Оба ответа верны. Чем больше мы говорим себе, что всегда должны быть счастливы, что счастье – это самоцель, тем хуже нам становится. И кстати, это не самая оригинальная мысль. И я сейчас не пытаюсь поразить тебя интеллектом. Мы просто разговариваем.

– Мы общаемся, – говорю я. – Мы думаем.

Тишину нарушает телефон, звонящий из сумки. Снова.

– Извини, – говорю я, протягивая руку, чтобы поднять его. На экране мой номер. – Опять подруга.

– Может, тебе стоит ответить на этот раз?

– Мне действительно не хочется с ней разговаривать. В конце концов она перестанет звонить. Я уверена, что это какая-нибудь ерунда.

Кладу телефон в сумку, но снова беру трубку, когда он подает звуковой сигнал. Два новых сообщения. На этот раз я рада, что радио работает громко. Не хочу, чтобы Джейк слышал сообщения. Но в первом сообщении Названивающий ничего не говорит. Я слышу просто звуки, шум, журчание бегущей воды. Во втором – опять журчание. Я слышу, как он идет, шаги, и что-то похожее на скрип петель закрывающейся двери. Это он. Должен быть он.

– Ничего важного? – спрашивает Джейк.

– Нет. – Надеюсь, это прозвучит небрежно, но я чувствую, как к лицу приливает кровь.

Мне придется с этим разобраться, когда мы вернемся, придется кому-то – кому угодно – рассказать о Названивающем. Но если я скажу что-нибудь Джейку прямо сейчас, мне также придется признаться во вранье. Так не может продолжаться. Никак. Хватит. В трубке журчит бегущая вода. Я не понимаю, почему он так со мной поступает.

– Неужели? Ничего важного? Два звонка, даже не текстовых сообщения, подряд. Кажется важным, разве нет?

– Люди иной раз склонны к театральным эффектам, – говорю я. – Разберусь с ней завтра. Все равно мобильник почти сдох.

Кажется, предыдущая девушка Джейка была аспиранткой на другой кафедре. Я видела ее. Симпатичная: спортивная, со светлыми волосами. Бегунья. Он определенно с ней встречался. Он говорит, что они все еще друзья. Не близкие. Они не общаются. Но он сказал, что они пили кофе за неделю до нашей встречи в пабе. Может показаться, что я ревную. Это не так. Мне любопытно. К тому же я не увлекаюсь бегом.

Странно, но я бы хотела поговорить с ней. Я бы хотела посидеть с ней за чайником чая и расспросить о Джейке. Я хотела бы знать, почему они начали встречаться. Что же в нем привлекло ее? Я хотела бы знать, почему их связь не продлилась долго. Расставание было ее инициативой или Джейка? Если ее, то как долго она думала о том, чтобы все закончить? Разве это не кажется разумной идеей – поболтать с бывшей нового партнера?

Я несколько раз спрашивала Джейка о ней. Он сразу замыкается. Почти ничего не рассказывает. Просто говорит, что их отношения не были долгими или слишком серьезными. Вот почему я должна поговорить именно с ней. Чтобы услышать ее сторону.

Мы одни в машине у черта на куличках. Сейчас, кажется, самое подходящее время.

– Так чем же все закончилось? – говорю я. – Я имею в виду, с твоей последней подружкой.

– Оно никогда и не начиналось по-настоящему, – отвечает он. – Все было незначительным и временным.

– Но ты же поначалу так не думал.

– В начале все было не серьезнее, чем в конце.

– А почему отношения не продлились долго?

– Они не были реальными.

– Откуда ты знаешь?

– Такое всегда знаешь.

– Но как мы узнаем, когда отношения становятся реальными?

– Ты спрашиваешь вообще или конкретно о моих предыдущих отношениях?

– Конкретно.

– У нас не было зависимости. Зависимость равна серьезности.

– Не уверена, что согласна, – говорю я. – Так как же насчет реальности? Каким образом ты узнаешь, что нечто – реально?

– Взаправду? Все реально, когда есть ставки, когда что-то стоит на кону.

Какое-то время мы молчим.

– Помнишь, я рассказывала тебе о женщине, которая живет через дорогу? – спрашиваю я.

Думаю, ферма недалеко. Джейк ничего не говорит, но мы едем уже давно. Наверное, около двух часов.

– О ком?

– О пожилой даме с другой стороны улицы. Вспомнил?

– Кажется, да, – невнятно бормочет он.

– Она говорила, что они с мужем перестали спать вместе.

– Хм.

– Я не имею в виду отказ от секса. Я имею в виду, перестали спать в одной постели по ночам. Они оба решили, что хороший ночной сон превосходит