На ней старомодное синее бархатное платье с короткими рукавами и оборками из белого кружева вокруг шеи и манжет, как будто она только что с официального приема или собирается на него. Такие платья я нечасто вижу. Оно не соответствует сезону – подходит скорее для лета, чем для зимы – и для простого ужина выглядит слишком шикарно. На его фоне я кажусь одетой недостаточно формально. А еще она босиком. Ни обуви, ни носков, ни тапочек. Раскладывая салфетку на коленях, я мельком глянула под стол и заметила, что на большом пальце ее правой ноги не хватает ногтя. Остальные ногти на ногах выкрашены в красный цвет.

Отец Джейка одет в носки и кожаные тапочки, синие рабочие брюки и клетчатую рубашку с закатанными рукавами. На шее висят очки на шнурке. На лбу тонкий пластырь, как раз над левым глазом.

Еда передается по кругу. Мы приступаем.

– У меня проблемы с ушами, – объявляет мама Джейка. Я поднимаю глаза от тарелки. Мать Джейка смотрит прямо на меня, широко улыбаясь. Я слышу тиканье высоких напольных часов у стены позади стола.

– У тебя больше, чем проблема, – отвечает отец Джейка.

– Тиннитус, – говорит она, накрывая руку мужа своей. – Вот как это называется.

Я смотрю на Джейка, потом снова на его маму.

– Простите, – говорю я. – Тиннитус. Что это такое?

– Очень невеселая штука, – говорит отец Джейка. – Совсем невеселая.

– Да уж, – говорит его мать. – Я слышу шум в ушах. В голове. Не постоянно, но очень часто. Ровный шум на заднем плане жизни. Сначала думали, дело в ушной сере. Но она ни при чем.

– Это ужасно, – говорю я, снова глядя на Джейка. Ноль эмоций. Он продолжает запихивать еду в рот. – Кажется, я слышала о таком.

– И вообще, мой слух ухудшается. Это все взаимосвязано.

– Она все время просит меня повторить, – говорит отец.

Он потягивает вино. Я делаю то же самое.

– И еще голоса. Я слышу чей-то шепот.

Она опять широко улыбается. Я снова смотрю на Джейка, на этот раз пристальнее. Вглядываюсь в его лицо в поисках подсказок, но ничего не получаю. Он должен вмешаться, помочь мне. Но он молчит.

И именно тогда, когда я смотрю на Джейка, ожидая помощи, начинает звонить мой телефон. Мама Джейка подпрыгивает на стуле. Я чувствую, как к моему лицу приливает кровь. Нехорошо. Телефон в сумочке, которая лежит рядом со стулом.

Джейк наконец-то смотрит на меня.

– Простите, это мой телефон, – говорю я. – Думала, он сел.

– Опять твоя подруга? Она звонила весь вечер.

– Может, стоит ответить, – говорит мать Джейка. – Мы не возражаем. Если твоей подруге что-то нужно.

– Нет-нет. Ничего особенного.

– А вдруг наоборот, – говорит она.

Телефон продолжает звонить. Все молчат. После нескольких звонков он затихает.

– В любом случае, – говорит отец Джейка, – эти симптомы звучат хуже, чем есть на самом деле. – Он протягивает руку и снова касается руки жены. – Это совсем не то, что можно увидеть в кино.

Я слышу звуковой сигнал: получено голосовое сообщение. И еще одно. Я не хочу слушать эти сообщения. Но знаю, что мне придется это сделать. Я не могу игнорировать их вечно.

– Эти Шепоты, как я их называю, – говорит мать Джейка, – на самом деле не такие голоса, как ваши или мой. Они не говорят ничего вразумительного.

– Тяжело ей приходится, особенно ночью.

– Ночью хуже всего, – подтверждает она. – Я теперь почти не сплю.

– А когда она не спит, про отдых можно забыть. Всем.

Я безуспешно пытаюсь ухватиться за соломинку. Понятия не имею, что говорить:

– Это и впрямь трудно. Чем больше ученые исследуют сон, тем больше мы понимаем, насколько он важен.

Телефон снова начинает звонить. Я знаю, что это невозможно, однако на этот раз он звучит громче.

– Серьезно? Тебе лучше ответить, – говорит Джейк и потирает лоб.

Родители молчат, только переглядываются.

Я не собираюсь отвечать. Я не могу.

– Мне очень жаль, – говорю я. – Это раздражает всех.

Джейк пристально смотрит на меня.

– От этих штуковин порой бывает больше хлопот, чем пользы, – говорит отец Джейка.

– Сонный паралич, – говорит мать. – Серьезное заболевание. Оно подрывает здоровье.

– Ты слышала о таком? – спрашивает его отец.

– Кажется, да.

– Я просыпаюсь, но не могу пошевелиться. Я в сознании.

Его отец внезапно оживляется, жестикулируя вилкой.

– Иногда я просыпаюсь посреди ночи без всякой причины. Поворачиваюсь и смотрю на нее. Она лежит рядом со мной, на спине, совершенно неподвижная, ее глаза широко открыты, и она выглядит испуганной. Это всегда пугает. Никогда к этому не привыкну. – Он тычет вилкой в еду на своей тарелке и жует с полным ртом.

– Я чувствую тяжелый груз. На груди, – продолжает мама Джейка. – Часто бывает трудно дышать.

Телефон снова пищит. На этот раз сообщение длинное. Я это знаю. Джейк роняет вилку. Мы все поворачиваемся к нему.

– Извините, – говорит он. Потом наступает тишина. Я никогда не видела, чтобы Джейк настолько сосредоточенно смотрел на тарелку. Он даже не ест, просто смотрит на нее.

Неужели это мой телефон вывел его из равновесия? Или я сказала что-то, что его обеспокоило? Он кажется другим с тех пор, как мы приехали. Его настроение. Как будто я сижу здесь одна.

– Ну и как прошла поездка? – спрашивает его отец, побуждая Джейка наконец заговорить.

– Все было прекрасно. Сначала движение было сильное, но примерно через полчаса дороги очистились.

– Проселочными дорогами редко пользуются.

Джейк похож на своих родителей не в смысле внешности. А незаметными движениями. Жестами. Как и они, он складывает руки вместе, когда о чем-то думает. Разговаривает, как они. Внезапно уводит беседу прочь от темы, которую не хочет обсуждать. Это поразительно. Наблюдая за человеком и его родителями одновременно, получаешь зримое напоминание о том, что мы все – композиты.

– Люди не любят ездить по холоду и снегу, и я их не виню, – говорит мать Джейка. – Здесь, в округе, ничего нет. Даже за много миль отсюда. И все-таки по пустым дорогам можно ездить спокойно, не так ли? Особенно ночью.

– А из-за новых магистралей этими дорогами теперь почти никто не пользуется. Можно дойти до дома по самой середине, и тебя никто не собьет.

– Идти будешь долго, и можно немного замерзнуть. – Его мать смеется, хотя я и не вижу причин для смеха. – Но зато безопасно.

– Я слишком привыкла к пробкам, – говорю я. – Поездка сюда была приятной. Я не так уж много времени провожу в сельской местности.

– Ты же из пригорода, верно?

– Родилась и выросла. Около часа или около того в сторону от большого