Шрифт:
Закладка:
Флора еле успела удержать Тигра, чтобы он не сожрал сухое печенье, лежавшее на половичке перед входом.
– Здесь уже полакомились полёвки, – заметил Горбо, изучая обгрызенные края печенья. Он посмотрел на глазурную надпись, выполненную тонким витиеватым почерком, сообщил: – Это письмо от тётушки Шмяки, – и отдал печенье Тигру, который тут же с удовольствием проглотил его.
– Ты живёшь один? – спросил Пип.
Горбо кивнул.
– Да, здесь только я. Разве что иногда птица сваливается в дымовую трубу. Порой забредают обжималы, но им нельзя доверять. Они прячут шлёпанцы и оставляют на сыре следы зубов. Когда-то у меня были мама и папа… Моя мама служила у Королевы наездником на страусе. – Он махнул рукой в сторону портретов на стене. – Вот она.
Пип и Флора воззрились на рисунок. Там была изображена снергиха, которая стояла возле страуса, обняв шею птицы рукой. На спине страуса сидел очень маленький снергик.
– Это ты, Горбо?
Горбо кивнул.
– Моя мама была замечательной снергихой. – Его лицо помрачнело. – Она умерла, пытаясь занять первое место на Великом Ежегодном Фестивале Пирогоедения. Подавилась вишнёвой косточкой, попавшейся в самом последнем куске. Мы похоронили её завернутой в тесто – это ей очень понравилось бы. Я пошёл по следам отца. – Горбо показал на дородного улыбающегося снерга в фартуке. – Его звали Клюж Неуклюжий. Он был пекарем, пока однажды не споткнулся о скалку и не выпал из кухни.
– Разве можно выпасть из кухни? – усомнился Пип.
– Нет ничего проще, – заверил его Горбо, – если кухня расположена на большой высоте, а ты не нашёл время возвести все стены. С тех пор обо мне заботилась тётушка Шмяка. Она очень умна и предпочитает жить подальше от города – там спокойнее. Тётушка не очень-то одобряет все эти пиры и вечеринки.
– Если у тебя нет мамы и папы, выходит, ты сирота. Как и мы, – сказал Пип.
– Полагаю, что так. – Горбо почесал голову. – Надо же, я – сир Отá. Подумать только! Красивый титул. Неплохая из нас получилась троица. Вон там ведро с водой для умывания, и не обращайте внимания на головастиков. – Он стал подниматься по шаткой лестнице, в которой явно не хватало ступенек. – Смею полагать, у меня найдётся достаточно одежды для троих.
На детях всё ещё была их сине-белая униформа, которую полагалось носить в «Солнечной бухте». Не кто иной, как Королева, предложила детям – в очень вежливой форме – вымыться и переодеться к пиру, просто чтобы им было удобнее. Пип, цирковой сорванец, никогда не уважал мыло и расчёски. А мама Флоры, которая любила, чтобы её дочь была вся в бантиках и оборках, сейчас вряд ли бы признала Флору во всклокоченной оборвашке с исцарапанными коленями, изорванной юбкой и веточками, торчащими из волос. Спустя полчаса она и вовсе не узнала бы её.
– Эй, Флора! – ухмыльнулся Пип. – Ты превратилась в снергиху!
«И что?»
Поправив шапочку, Флора осмотрела Пипа с головы до ног.
«И ты тоже!»
Снерги экономят время и избавляют себя от лишних хлопот тем, что на все случаи жизни имеют один и тот же наряд – штаны, куртку и шапочку в форме блюдца, всё древесных коричнево-зелёных тонов. Запасная одежда Горбо висела на Пипе довольно мешковато, а Флоре была коротка, но в целом это выглядело неплохо. Ноги Флоры оказались слишком велики для снергихи, но Горбо из завалявшихся у него кусков кожи соорудил нечто вроде обувки, которую можно было носить, завязав верёвочки вокруг лодыжек.
– Настоящие снерги, – одобрил Горбо, оглядев детей. – Немного худоваты, правда, а тебе, мисс Флора, надо перестать расти, но, в общем, сойдёт.
Как почётных гостей, Пипа и Флору усадили за Королевским столом.
– Нет, Горбо, ты не здесь. Твоё место вон там. – Помпо веско и величественно указал на столик, стоявший так далеко, что почти скрывался за углом улицы.
Без Горбо детям было немного одиноко, но зато у них были новые соседи: с одной стороны – продавщица яблок Мопса, а с другой – робкий молодой снерг по имени Уилмус.
– Подмастерье Личного Верёвочника Королевы, – представила его Мопса. – Он не очень разговорчив, а если говорит, то только о верёвках. Если он вам сильно наскучит, засуньте ему в рот картофелину.
Сама Королева спустилась с ветвей Королевского Дуба на специальной платформе с верёвочным приводом. Она сидела верхом на страусе и в своём перьевом плаще и высоком головном уборе выглядела очень по-королевски. Все снерги поднялись на ноги и, чокаясь кружками с медовухой, запели Гимн Снергов:
Всюду громоздилась еда – на столах, на земле, в гамаках, свисающих с ветвей. Все накладывали себе на тарелки, а затем накладывали ещё больше, и ещё больше. Здесь и там важно расхаживали страусы. Они по-змеиному вытягивали свои длинные шеи и выхватывали лакомые кусочки с тарелок снергов. Никто не возражал королевским птицам. (Тигра оставили в доме Горбо – подальше от искушения; он сладко спал там и переживал во сне свои приключения.)
Уилмус вытащил из кармана моток верёвки и показывал Флоре, как вязать узлы – змею-удавку, червеплёт и ни-за-что-не-развязываемый.
– Что стало с медведем? – спросил Пип у Мопсы.
– Он съел большую часть яблок и все пирожки, а затем залёг спать, – ответила Мопса. – Если вы его хорошенько попросите, завтра он отвезёт вас в «Солнечную бухту».
Когда все наелись до того, что уже не могли вести внятные беседы, заиграли барабаны, к ним в бешеном темпе присоединились скрипки. У дальнего стола возник немалый шум: послышались радостные возгласы, потом что-то с грохотом упало. Это Горбо поспорил, что сможет стоять на голове на пирамиде из кувшинов с медовухой, и проиграл. Королева только вздохнула и покачала головой.
Маленьких снергиков отправили домой спать. Снова зазвякали кружки с медовухой. Два-три снерга упали со стульев. Голоса слились в песню.
– Пудинг! – завопил кто-то перевозбуждённым голосом у дальнего стола. Это был, конечно, Горбо.
На слове «голова» музыка стихла, все повскакали со своих стульев и встали на головы. Если снерг качался или падал, прежде чем музыка начиналась снова, он вылетал из игры. (Стоит заметить, что у снергов чрезвычайно крепкие желудки. Для всех остальных людей такая игра после сытного обеда может закончиться плохо.) Королева, будучи судьёй, осталась сидеть за столом; не так-то просто стоять на голове, если носишь очень высокую корону. Флора скоро вылетела, зато для Пипа, дитяти цирка, стоять на голове было проще простого: он привык смотреть на мир из такого положения. В конце концов его объявили победителем, подняли на руки и пронесли вдоль всех столов. У последнего стола он поискал глазами Горбо, но не смог его заприметить. «Тем лучше», – подумал он, потому что луна уплыла уже далеко от верхушки дуба. Вероятно, наступила полночь, а в это время Горбо должен быть в страусином стойле.
