Пипу снилось, что они с Флорой едут на медведях. Он чувствовал под собой тёплую медвежью шерсть, ощущал плавное покачивание, вдыхал запах корицы. Вместе они проехали сквозь высокие железные ворота «Солнечной бухты». По обе стороны дорожки выстроились сироты, пожиравшие их завистливыми взглядами. В конце этих двух рядов стояла мисс Ваткинс, ожидая, что…

Внезапно медведь во сне рванулся в сторону и исчез. Пип распахнул глаза. Над ним шевелилась листва, пели птицы, жемчужным светом разливалось утро нового дня. Ещё один рывок. Пип попробовал сесть, забарахтался в поисках опоры и… громко крикнув «Ой!», шлёпнулся на землю.

Перед ним были следы вчерашнего праздника: длинные деревянные столы, перевёрнутые табуретки и тарелки, на которых ничего, кроме крошек, не осталось. Над его головой покачивался пустой гамак. Снерги очень любят гамаки, они развешивают их между деревьями повсюду – точно так же, как в других местах расставляют садовые скамейки. Когда пирушка наконец закончилась – это было очень поздно, уже светало, но звёзды ещё сияли, – Королева позаботилась о том, чтобы остаток ночи дети спали спокойно, и даже приказала подоткнуть им одеяла.

Пип заморгал. Над ним стояла Флора. Её кудри плотно облегала снергская шапочка.

– Это ты меня вывалила из гамака? – сердито спросил он.

– Тигр, – сказала Флора. Она держала в руке кусок верёвки с разлохмаченным концом.

«Тигр».

– Что с ним? – Пип зевнул. – Флора, ты опять разговариваешь…

После их стычки с трясунцами Флора хранила молчание. Она понимала, что внутри неё что-то происходит: что-то твёрдое и холодное начало трескаться, как это бывает с плавучими льдинами по окончании арктической зимы. Прошлым вечером, когда снерги распевали свои песни, Флора почувствовала, как в её горле зашевелился голос, желавший вырваться и присоединиться к поющим. Она крепко сжала губы, чтобы помешать этому, опасаясь, что голос может её подвести.

Чтобы льдина растаяла, требуется время, но сейчас дело было срочное. Флора выбралась из гамака рано утром, когда все в городе ещё спали. Скучая по Тигру, она дошла до дома Горбо, но там никого не было. Тигр перегрыз верёвку и умчался.

– Он исчез.

– Наверное, он вместе с Горбо в страусином стойле. – Пип вскочил на ноги. – Пошли посмотрим.

Всюду вповалку лежали храпящие снерги, каждый там, где сморил его сон. Пробираясь между ними, дети дошли до конца улицы и замешкались, не зная, куда повернуть, как вдруг из-за поворота появился Горбо и помахал им рукой.

– Доброго вам утра, – весело сказал он. – Ну и ночка! Мне пришлось сразиться с обжималой. Во всяком случае, я полагаю, что это был обжимала – весь такой длинный, пружинистый. В темноте не разберёшь. Он нацелился на страусят. На моё счастье, один из страусов проснулся и дал ему такого пинка, что обжимала улетел аж в следующую неделю. Ну что, пора позавтракать?

– Горбо, ты видел Тигра? – спросил Пип. – Мы его потеряли…

Пип ещё не закончил фразу, как они услышали знакомый радостный лай. Тигр был недалеко – он нашёл что-то, за чем можно погнаться. Звук доносился из зарослей, где деревья стояли плотнее друг к другу, а тени были гуще. Пип и Флора припустили за Тигром.

Горбо остался на месте.

– Э-э-э… – сказал он. – Хм-м-м…

Дети оглянулись.

– В чём дело?

– Мы обычно туда не ходим, – сказал Горбо.

– Почему?

– Этот путь ведёт к таким местам, куда вам лучше не попадать. – Горбо достал свой счастливый жёлудь. – Там полно вещей, с которыми не стоит встречаться…

Лай Тигра становился всё тише и тише.

– Ты можешь бояться сколько хочешь, – сказала Флора. – А я не боюсь. – И она бросилась бежать.

Пип прикусил губу, помедлил немного и затем помчался за Флорой.

– Ну и ну, – мрачно сказал Горбо. – Когда Королева услышит об этом, меня отшлёпают рыбой и отправят в страусиное стойло на месяц, но что остаётся делать снергу? Я ведь не могу допустить, чтобы эти маленькие полумакаронцы бегали по лесу одни? Тем более там. Один неверный поворот, и всё, глазом не успеешь моргнуть, как они запутаются в Виляющих Деревьях…

– Здесь так темно, – сказал Пип. – Я почти ничего не вижу.

Какое-то время они продирались сквозь деревья, посвистывая и подзывая Тигра. Воздух был тяжелый и неподвижный, словно перед бурей. Над их головами кроны деревьев переплелись так, что образовалась настоящая крыша из ветвей и листьев, солнечные лучи почти не проникали сквозь неё.

– Ох! – Пип споткнулся о толстый изогнутый корень.

«Ой!» Спустя секунду Флора тоже споткнулась.

– Эх, – сказал Горбо. Он остановился и огляделся по сторонам. – Хм-м… как вы думаете, не странноваты ли эти деревья? Предположим, вы хотели бы их описать. Разве вы не сказали бы, что они немного вихлявые?

Деревья – это просто деревья. До той поры, пока вы не остановитесь и не разглядите их как следует. Или до той поры, пока они не начнут подставлять вам ножку и вы со всей очевидностью не поймёте, что они делают это намеренно. Таких деревьев, какие были вокруг, дети никогда ранее не видели. Листья росли только на самых верхушках толстых серых стволов, гладкие голые ветви петлями свисали до самой земли, извиваясь как серебряные змеи. В ушах Пипа пульсировала тишина. «Здесь нет птиц, – понял он. – Почему?»

– Я не думаю, что было бы разумным оставаться здесь, – сказал Горбо. – Это недобрые деревья. Нам следует вернуться.

– Но мы не можем! – запротестовала Флора. – Без… а-а-а-а!