Как ни загружен командир, как ни дорого его время, но военная история не может теперь уступить ни пяди из принадлежащего ей места в подготовке командира к любой ответственной тактической или оперативной роли. Ощущаемая нами быстрота эволюции военного искусства только подчеркивает, насколько диалектика пронизывает всю область военного дела и составляет его существо, насколько бессильны средства формальной логики при обсуждении вопросов военного искусства и на какой опасный путь эта формальная логика может нас ежеминутно толкнуть. С точки зрения последней, основные вопросы военного дела — например, наступление пехоты и борьба за превосходство в огне — представляются областью иррациональною, неразрешимыми загадками. Буржуазное мышление справляется с запросами военного дела, лишь сводя оперативную и тактическую теорию к минимуму, близкому к нулю, каким являются “вечные принципы”, и перенося центр тяжести военного образования на военную историю, на анализ конкретных фактов военного прошлого.

Военное мышление насквозь исторично. Если бы внезапно ход истории остановился и новые факторы перестали бы врываться и революционизировать военное дело, то, пожалуй, военную историю можно было бы отбросить на второй план и сосредоточить все свои усилия на разучивании испытанных методов ведения боя и операций. Но значение военной истории колоссально возрастает, когда каждый месяц приходится давать оценку новых фактов, изменяющих самые основы ведения боя, — будь то танк или революционное движение, самоходное орудие сопровождения пехоты или переход от индивидуального крестьянского хозяйства к коллективному. Без солидной военно-исторической подготовки мы не можем уловить значение каждого нового фактора и бессильны представить себе те изменения, которые повлечет за собой его проявление в достаточно удаленных уголках военного дела. Только военная история дает нам представление о военном искусстве в целом, о тесной зависимости всех его частей друг от друга; только военная история знакомит нас с картиной глубоких изменений в военном искусстве, которое вызывали в прошлом социальные и технические сдвиги, и только военная история может нам помочь разобраться в самых острых и злободневных вопросах. Несомненно, история является единственной базой, на которой может расти творческая мысль в области теории военного искусства. Вопрос заключается только в том, что можно черпать либо непосредственно из истории, либо проводить заимствования у зарубежных теоретиков, что означает использование той же истории, но из вторых рук.

Огромное значение в подготовке командиров Красной армии получает военная игра. Военная история и военная игра должны являться двумя равноценными сторонами подготовки командира; они прекрасно дополняют друг друга. С одной стороны, подготовка представляет величайшие опасности. Военная игра в кругу лиц, вовсе не осведомленных в военной истории, обрисовывается мрачными чертами; она отрывается от действительности, становится схоластичной, приводит к шаблонному повторению требований устава, находящемуся вне всякой связи с обстановкой данного конкретного случая, и блещет только своей поверхностностью и бедностью внутреннего содержания. Военной игре в случае разрыва с военной историей всегда угрожает вырождение в своеобразное “пеше по-конному”, в упражнение в разговоре командным языком и технике штабной службы, лишенное всякого внутреннего содержания. Только наличие военно-исторической подготовки позволяет успешно бороться с этими отрицательными уклонами военной игры, насытить ее тактическими и оперативными идеями и поднимает военную игру от простой гимнастики на уставную тему в разряд особенно ценных и поучительных упражнений.

Изучать военное искусство, не изучая военной истории, это равносильно тому, что прочитывать в книге только предисловие и заключение. Так поступают иногда очень занятые люди, но очень вероятно, что они на этом деле зря теряют свои немногие свободные минуты.

И слушатели Военной академии, и широкие круги командиров Красной армии проявляют к военной истории значительный интерес. За последнее время у нас появился ряд стоящих трудов и по гражданской, и по мировой войне. Однако резко ощущается разрыв между значением военно-исторической подготовки и вниманием, уделяемым обеспечению этой подготовки первоклассными историческими трудами. Требования к последним повысились в колоссальной степени. Нужны громадные усилия, чтобы военная история действительно могла стать наставницей в военном искусстве, а не предлагать лишь более или менее сырой материал на уразумение читателям, только по совместительству, только кустарным образом — в свободное от других занятий время. А за границей мы видим могучие военно-исторические институты в виде военно-исторических отделений генеральных штабов или секции рейхсархива; на военную историю тратятся ежегодно сотни тысяч. И это, пожалуй, очень производительно израсходованные на оборону средства, так как они позволяют военному мышлению стать на собственные ноги. Если в отношении военной техники нужно добиваться полной независимости от иностранного импорта, то, пожалуй, в такой же степени ценной является независимость от импорта и военного мышления армии.

С каждым годом наши средства преподавания военной истории обогащаются новыми трудами. Слушатели, окончившие в 1930 г. Военную академию, уносят с собой некоторый военно-исторический багаж. Что в этом багаже наиболее ценного? Интерес и любовь к военной истории, навыки подходить с исторической перспективой к изучению любого вопроса, понимание основного значения военной истории в той дальнейшей самостоятельной работе, которая должна будет вестись каждым за стенами Военной академии, потребность быть в курсе новых военно-исторических исследований. Работа над военной историей никогда и никем не может оказаться исчерпанной. Новая фаланга командиров, выпускаемая академией в армию, будет продолжать работать над своей военно-исторической подготовкой, являясь ценным звеном в общем повышении интереса и требований красных командиров к военной истории.

Красная звезда. 1930. №100. 1 мая.

Судьбы военной мысли

 Перед мировой войной во всех странах Европы протягивалась какая-то великая стена, разделявшая военное мышление от гражданского. Еще к началу XIX века относится замечание, что военные чинят свои перья шпагами. Нарождение в течение века военных академий отнюдь не способствовало сближению военной и гражданской мысли. Во всех академиях учили прежде всего мыслить по-военному — нарождалась логика в мундире. Если штатскому человеку простительно пребывать в нерешительности, колебаться, взвешивать соображения за и против, требовать освещения вопроса и с другой стороны, то военный, прежде всего, должен был держаться возможно дальше от всякой диалектики. Сила постоянных армий заключается в том, что она не взвешивает своих симпатий и не меняет точек зрения; дисциплина сомкнутого строя стремилась охватить и военно-научную область. Односторонность взглядов являлась как бы основной добродетелью военного мышления. Критик не