Шрифт:
Закладка:
Месяцы госпитализации в лечебнице доктора Бланша не привели к желаемому результату: болезнь прогрессировала, а состояние пациента всё ухудшалось. Он умер в бреду, не узнавая ни друзей, ни родных. Произошло это 6 июля 1893 года. Именно тогда весь Париж горестно ахнул: вездесущие газетчики сообщат, что в клинике доктора Бланша скончался… Ги де Мопассан.
В наши дни, как, впрочем, и двести лет назад, улица Рок безлюдна. Разве что пройдёт мимо одинокий прохожий или где-то за оградой послышится голос садовника. Если по булыжной rue Berton идти сверху, под горку, то справа будет дворец принцессы Ламбаль (в котором, напомню, скончался Мопассан), а вот слева – подпорная стена сада, где хаживал Бальзак.
Теперь дело за малым – найти загадочную дверь, через которую писатель спасался от кредиторов. Впереди уже виднеются два этажа следующего дома, а двери по-прежнему нет. Скоро дойду до старинной трёхэтажки с зелёными ставнями и рамами давно ушедшей эпохи. Если сейчас дверь не обнаружится, значит… Значит – враки! И про дверь, и про то, что именно здесь Бальзак совершал свои дерзкие вылазки, выскальзывая от бредущих по его следу ищеек.
Улочка плавно делает изгиб, постепенно сужаясь. Ну где же, где?! Сверху, в саду, пичуги надрывно напоминают о себе. Скоро бальзаковский сад окажется позади, а впереди по-прежнему – ничего…
Двустворчатая зелёная дверь вынырнула будто из ниоткуда, заставив резко остановиться. Теперь понятно, почему я её так поздно заметил: дверной проём оказался как бы вдавленным в ограду, и её мог выдать разве что видимый издалека небольшой выступ над крышей. Вот то, ради чего пришлось столько прошагать. Дверь как дверь, и если не знать её секрета, пройдёшь мимо и даже не оглянешься, не говоря уж о том, чтобы остановиться. Но только не мимо этой. Если верить Гиляровскому современного Парижа Борису Носику, именно эта дверь помнит Бальзака. Всё вокруг в той или иной мере достраивалось-перестраивалось, а вот дверь, случайно или нет, осталась в почтенной неприкосновенности до наших дней. Разве что иногда по иссохшим от времени доскам приложится малярная кисть. Так то не беда.
Это место обладает одним свойством: оно завораживает. И перед таинственной дверью можно стоять бесконечно. Говорят, иногда здесь появляется невысокий, плотного телосложения человек, спешащий по узкой улочке вниз, в сторону стоянки пригородных дилижансов. Он шагает в старомодном плаще-накидке, держа в руке трость, увенчанную массивным набалдашником. Следуя за знакомой фигурой всё дальше и дальше, можно с удивлением обнаружить, что улочка суживается почти до трёх шагов, внезапно обрываясь на той самой площадке, где на сиденьи «кукушки» обычно дожидался пассажиров парижский усатый кучер. Но ни его, ни человека в плаще уже никто не видит, досадливо вслушиваясь в далёкий цокот конских копыт…
Улица Ренуара, где в домах одной стороны когда-то выживали русские эмигранты, а напротив – бальзаковская «берлога»; улица Бертон, с её садами, помнящими Бальзака и Мопассана; скромная площадка, долгое время бывшая прибежищем скрипучих дилижансов; старинная потайная дверь – негласная помощница романиста…
Вы уже догадались, да? Это оазис Истории.
* * *
Жить, довольствуясь собственным достатком и бахвалясь ничтожными успехами, прерогатива мелочного бюргера. И лишь ярко прожитые дни – пусть даже за письменным столом, – способны надолго остаться в памяти, а порой – вообще стать бессмертными, окажись они на страницах гениального автора.
Бальзак продолжает много работать. Ведя собственную войну за «Жарди», участвуя в рискованных играх с кредиторами, становясь то земельным спекулянтом, то адвокатом, Оноре не забывает своего истинного призвания – романиста. Уже закончена вторая часть «Утраченных иллюзий»; в разгаре работа над продолжением «Блеска и нищеты куртизанок». Одновременно он пишет «Музей древностей» и «Беатрису»; а ещё – политический роман «Тёмное дело», «Баламутку» («Жизнь холостяка») и «Воспоминания новобрачных».
«Дочь Евы» («Une Fille d’Eve»; 1838–1839), «Тайны княгини де Кадиньян» («Les Secrets de la Princesse de Cadignan»; 1839), «Пьер Грассу» («Pierre Grassou»; 1839), «Пьеретта» («Pierrette»; 1839–1840), «З. Маркас» («Z. Markas»; 1840), «Урсула Мируэ» («Ursule Mirouët»; 1840–1841), «Мнимая любовница» («La Fausse Maîtresse»; 1841), «Провинциальная муза» («La Muse du Département»; 1843). Десятки статей, фельетонов, а также фрагменты «Мелких невзгод супружеской жизни» («Petites Misères de la Vie Conjugale»), над которыми он трудился многие годы. Поистине титанический труд трёх-четырёх лет!
«…За четыре бурных года, – восторгается С. Цвейг, – он создал произведения, которые по объему и художественной значимости для любого другого писателя были бы славным итогом всей прожитой жизни. Ни малейшего отзвука житейских передряг не слышится в этих творческих грезах; ни одна из многократно осмеянных эксцентрических черт характера Бальзака не проявляется в абсолютной законченности его творений. А многие из этих творений – “Массимилла Дони”, “Пьер Грассу”, “Темное дело”, “Баламутка”, “Мнимая любовница” – по завершенности композиции, по сдержанности стиля, прежде столь часто небрежного и многословного, превосходят все, ранее созданное им»{416}.
Бальзак уже сам давно осознал: как писатель-реалист он состоялся. Именно этому реалисту и будет уготовано почётное место на пьедестале французской художественной литературы.
В сорок лет пора подводить итоги. Нет, не окончательные итоги прожитой жизни, а хотя бы предварительные. Потому что промчавшиеся сорок лет – самые плодотворные. Первые десять – это, что называется, «жизнь на вырост». От десяти до двадцати – период воспитания, обучения, взросления. Время успеть что-либо увидеть и сориентироваться. До тридцати – самая возможность внедриться в окружающий мир, как ключ внедряется в замочную скважину. А ещё – это время любви. К тридцати уже появляются дети; да и ты не один, а вас как минимум двое. К тридцати ты уже Человек. У тебя семья. Один, два, три… – словом, дети. И уже твёрдо знаешь, куда идти дальше – прямо, налево или направо. Но никак не назад, иначе не стоило вообще трогаться с места.
К своим сорока ты приближаешься к тому, к чему карабкался долгие годы. Остаётся последнее — докарабкаться и окончательно закрепиться. Правда, есть проблема: при приближении к заветной цели можно, расслабившись, рухнуть вниз – туда, где был, скажем, лет в двадцать. Но проблема в другом: подняться обратно уже не хватит времени. Что делать со временем – не знает никто.
К своим сорока Бальзак достиг многого – возможно, даже больше, на что когда-то надеялся. Он стал знаменит. Романы от Оноре де Бальзака читают в Европе, Североамериканских Штатах и даже
