— Начинай, не уйдут: догоню, отозвался танкист. — Если только не успеют уйти за Мулинхэ и взорвать мосты.

Подполковник хотел ударить по Мацяохэ всеми силами, но в это время со стороны Мулина докатилась густая артиллерийская канонада.

— Японцы бьют, — прислушиваясь, проговорил Свирин. — Не иначе нашу дивизию встречают.

— Крепко гвоздят, — казалось с завистью отозвался танкист. — Зато мы этот батальон добьем, — с ехидцей добавил он, бросив быстрый взгляд на Свирина.

— Знаю, что делаю! — вдруг рассердился подполковник. — Не батальон, а станция Сочинцзы важна с ее укреплениями… A-а, черт! Оставляй, танкист, мне одну роту, на остальных забирай второй батальон и дуйте с комбатом в Мулин!

— Это дело! — оживился танкист. — Орлики! Слушай команду.

Перегруппировав подразделения, Свирин подал сигнал оставленному с фронта под Мацяохэ батальону. Рота танков ринулась вниз к японским позициям. Бой был короткий, но жаркий. Японцы дрались насмерть. Не выдержав удара, начали беспорядочно отходить на Сочинцзы. На позициях осталась вся артиллерия, в городке — полторы сотни раненых, штабные автомашины и восемнадцать танков, с выведенными на броне иероглифами: «Вперед — на Урал!»

* * *

Из Новоселовки Рощин выехал на разведку маршрута к Мулину для средней и тяжелой армейской артиллерии. Майор за последние двое суток почти не спал и сейчас время от времени устало ронял голову — «клевал носом». Ему не мог помешать даже отчаянный лязг гусениц танка. Ударяясь головой о магазин пулемета, Рощин тяжело поднимал веки. Крепко стискивая зубы, встряхивал головой и покрасневшими глазами взглядывал в смотровую щель на рябившую дорогу.

В стальной утробе танка было душно, пахло бензином, густая пыль ела глаза. Изредка майор становился на сиденье, высовывался из люка и подставлял лицо свежему ветерку. В его голове царил полусонный сумбур, виски тяжело давила последняя кошмарная ночь. «Юридически Бурлов прав. (Слово какое-то гаденькое!) Этаким послушным мальчиком уселся под арест, снял охрану… Что если бы я был на месте Бурлова? Вышел бы тарарам, но Николаенко и Валя остались бы живы…»

Майор поскрипывал зубами и тряс головой, готовый вот-вот забарабанить ею о броню танка.

— Подлецы! — вдруг выругался он вслух. — Из трупов завал сделали.

Дорогу перекрывали сваленные кучей трупы японских солдат. Под ними виднелись ящики со взрывчаткой.

— Товарищ майор, вот там, справа, вроде колея, — подсказал водитель.

Рощин припал к пулемету и дал короткую очередь. Раздался взрыв. В воздух вместе с землей взлетели брызги металла и градом зашлепали по броне.

— Видел! Противотанковые мины заложены, — проговорил майор, всматриваясь в дорогу. — По обочине пробуй протиснуться…

На станции Силиньхэ около пакгаузов разместились тылы свиринского полка. Чадили кухни, вдоль колонны автомашин сновали бойцы с ведрами, котелками. На лужайке, около палатки с красным крестом на фанерном щитке, сидели и лежали раненые.

Умывшись холодной водой и узнав от интенданта, что полк ведет бой под Мацяохэ, Рощин свернул на мулинское шоссе.

В Мацяохэ майор попал, когда над японскими позициями еще стоял смрад, на берегу речушки дымили загоревшиеся от мин ветхие, постройки японских казарм. За военным городком на мосту стоял, завалившись на правую сторону «КВ[23]». Человек тридцать солдат подводили под просевшую гусеницу опору из шпал. К остановившейся танкетке бегом направился офицер. Майор узнал Свирина.

— Рощин! — обрадовался подполковник. — Ты куда наступаешь?

— Маршрут для артиллерии к Мулину разведываю.

— Слушай, дружище! Минут сорок тому назад отправил на Мулин танки и батальон… Слышишь, как там гвоздят? Обходи танк, твоя красавица проскользнет, и давай аллюр три креста к Мулину. Я наверху устроюсь.

Танковый десант догнали под Мулином. Взобравшись на перевал, командир батальона и танкист о чем-то горячо спорили.

— Вперед! — крикнул им на ходу Свирин и погрозил кулаком.

Позади раздался тяжелый лязг гусениц. Его расслышал даже Рощин внутри танкетки.

— Жми, а то раздавят! — крикнул майор водителю.

Выскочив к мосту, Рощин увидел на противоположном берегу несшийся на бешеной скорости грузовик. Сорванный порывом воздуха брезент открыл белевшие в кузове ящики.

— Врешь, не выйдет! — зло выкрикнул майор, разгадав намерение японца. Припав к пулемету, Рощин застрочил длинной очередью. Грузовик вильнул из стороны в сторону и на — полном ходу сунулся в кювет. И сейчас же страшный грохот покрыл гул боя, горячий вихрь сдунул в воду бежавших по мосту солдат.

Танковый десант ворвался в город на полном ходу, ведя ошеломляющий огонь.

— Давай к перевалу, майор! — надув жилы, заорал в открытый люк Свирин.

Он видел, как ринувшиеся с хребта к реке обезумевшие японцы вот-вот сомнут его цепи…

* * *

В полдень подполковник появился в небольшом кирпичном доме, где разместился штаб дивизии.

Цел? — поднялся ему навстречу полковник Орехов. — Молодец! Да… За удар по Мулину хвалю, а за браваду на перевале придется не представлять к награде.

— Какая бравада? — удивился Свирин.

— Прогулочка на танке под пулями, — едко напомнил Орехов.

— И вы так думаете? — взглянул подполковник на начальника политотдела.

— Послушаю, — неопределенно пожал тот плечами.

— Да из этой жаровни с крышкой я бы ни черта не увидел! — воскликнул Свирин. — Полк пошел в атаку, а я бы залез в танк.

— Не полк, а батальон, — спокойно возразил Орехов.

— Ну батальон… Я с ним, я и командую, — и, хмуро взглянув на командира дивизии, добавил: — На хребет лез не за орденом и в танк из-за него прятаться не буду, но если заслужил, подавай!

— Вот это верно! — заключил начальник политотдела. — Будем считать инцидент исчерпанным? — взглянул он на Орехова. — Этот без дела под пули не полезет.

— Да ну его к черту! — рассердился комдив. — Солдат учим, а сами лезем…

— Иногда нужно, — заметил начальник политотдела.

— Следующий раз посажу под арест, — заверил Орехов. — Докладывай, Какие потери…

2

— Мы должны знать, мадам Тураева, каждый шаг генерала Кислицына и всего белоэмигрантского центра, — сказал Маедо, листая бумаги. Остановившись на оперативной сводке, капитан слегка отодвинул папку и, не глядя на Веронику, продолжал: — После некоторых известных нам акций мы не можем доверять не только агентам Кислицына, но и ему самому…

Тураева быстро скользнула взглядом по строкам: «Совершенно секретно. Штаб Квантунской жандармерии. 11 августа. Войска оставили Лишучжень, Мулин, Фудзин, Цикэ. Противник продвинулся на сто-сто пятьдесят километров. Примите срочные меры для уничтожения…»

Ниже текст предусмотрительно закрывала рука Маедо. Тураева была поражена. То, что сообщалось в газетах и даже в кругах эмигрантов, еще оставляло надежды на благополучный исход войны. Но то, что она прочла сейчас, привело ее в ужас. Она слишком хорошо знала Маньчжурию, чтобы не понять бедственности японских войск. Собственно, Тураеву беспокоило не поражение Квантунской армии. Для нее это было