— Но можно же пропустить пару тракторов? — умолял артиллерист. — Орудия можно буксиром и под водой перетащить, а трактор туда не сунешь!

— Распоряжение… — снова затянул полковник.

В темноте кто-то досадно крякнул, крепко выругался полушепотом и сейчас же воскликнул:

— Вот он — штабист!

— Майор Рощин! Что вы там придумали? Какая-то кутерьма творится! — посыпались возмущенные восклицания.

— Вон десять тракторов купаются по вашей милости…

— Полтора часа стою с дивизионом! — уныло проговорил майор-артиллерист. — На двадцать километров вверх и вниз реку промерял: какие сейчас броды?

— Товарищ полковник, разрешите узнать, почему закрыт мост? — спросил Рощин.

— A-а, старый знакомый! — с подчеркнутой насмешкой проговорил полковник, осветив фонарем лицо майора.

— По какой причине закрыт мост? — переспросил Рощин.

— Мое распоряжение, майор. Так нужно! — уже хмуро ответил полковник.

— Японцы бомбили мост, одна болванка застряла в настиле. — пояснил кто-то из офицеров.

— Почему же вы ссылаетесь на распоряжение штаба армии? — спросил Рощин.

— Вам что угодно, майор? — вдруг рассердился Мурманский.

— Я офицер штаба армии. Имею задание члена Военного Совета к утру вывести всю эту артиллерию на огневые позиции. Сейчас мне необходимо знать, по каким соображениям закрыт мост?

— Вам ответили: в настиле застряла японская стокилограммовая бомба. Ухнет, не только от моста, от всей колонны ничего не останется. Нужно искать объезд, по мосту ехать нельзя.

— Сейчас посмотрим!

— Одного вас туда я не пущу, — преградил полковник путь.

— Почему одного? Идемте вместе, — предложил Рощин.

— Я имею в виду не себя, а специалиста-инженера, — сухо возразил Мурманский.

— Долго ожидать, обойдемся и без него, — заметил Рощин, сделав попытку обойти полковника и пройти на мост.

— Подождешь, майор! — уже с явным предостережением предупредил Мурманский. — Знаю, что делаю! За это я отвечаю!

— Там дивизию бьют. Какой толк в вашей ответственности!

— Он старше вас по должности!

— Ему завтра расстрел, если не выполнит приказ! — раздались возмущенные возгласы офицеров.

«С ним поцапаюсь, в крайнем случае под суд пойду. Не выведу артиллерию — труба!» — подумал Рощин.

В его памяти скользнули Новоселовка, генерал Николаенко, Валя, убитые бойцы…

— Товарищ полковник, всю ответственность я беру на себя! — уже грубо заговорил майор.

— Кругом марш! Разгильдяй! — выкрикнул Мурманский.

Рощин вздернул головой, словно от пощечины, и бросил взгляд на окружавших их офицеров.

— Сейчас поможем! — шепнул кто-то позади. По бокам у Мурманского выросли два подполковника.

— Пропустите, товарищ полковник! — проговорил один из них.

— Слышали: приказ члена Военного Совета!

— Это что же? — изумился Мурманский.

— Потом разберемся! — бросил Рощин уже на ходу. — Всем в укрытие… Федорчук, — за мной!

Бомба просела между двумя прогонами и повисла на хвостовом оперении. Доски настила вокруг нее были сорваны и обнажили метра на полтора вокруг мостовые опоры.

Рощин и Федорчук подобрались к бомбе. «Под мост не протолкнешь, да и опасно, — думал Рощин, чувствуя холодное, граничащее с безразличием спокойствие. — Хотя можно было бы опустить в воду на тросах. Интересно, куда меня отбросил бы взрыв? Может, оставить эту затею и попытаться найти объезд? Вода в полтора метра поднялась, какой объезд?»

— Товарищ майор, — оскалил зубы Федорчук. — Ей-богу, ничего не буде! Давайте я ее отнесу на берег? — шепотом предложил он.

«А что, если в самом деле попробовать вытащить и унести? — почувствовал тревожный холодок Рощин. — Раз не взорвалась от удара, может, не взорвется, если осторожно поднять…»

— Она, дьявол, тяжелая, — пробурчал Рощин, ощупывая холодный металл. — Да еще и засела. Пожалуй, не вытащим.

— Вытащу! Разрешите!

— Давайте попробуем, — согласился майор, перебираясь на прогоны, между которыми засела бомба.

— Нет, так не выйдет! — сейчас же воскликнул Федорчук. — Я сам, и не так… Вы уходите отсюда…

— Торгуйтесь! — сердито буркнул Рощин.

— Ремнями за хвост подлюку привязать, сделать петлю и на шею. У меня шея крепкая. То-о-варищ Земцов! — крикнул Федорчук. — Принеси два ремня!

Бомбу крепко затянули ремнями. Федорчук стал на прогоны, присел, посовал ногами по бревнам, и продел в ременную петлю голову.

— Ну господи боже ж мий, принимай в царство небесное! — прогудел он и напряг мышцы. Его бычья шея побурела, прогнулась, все тело мелко задрожало. Бомба туго, словно из резины, поползла вверх. Распрямившись, отчего метровая болванка смерти навалилась на грудь и живот, Федорчук растерянно взглянул на Рощина.

— Не выдно теперь, куда ставыть ногу, — виновато прохрипел он.

— Обнимай меня, — тихо проговорил майор, подставляя плечи.

Федорчук тяжело оперся на майора. Рощин обхватил его за поясницу, свободной рукой отвел бомбу на себя. Балансируя, они медленно перешагивали с прогона на прогон, выбрались на крепкий настил и направились со своей страшной ношей к противоположному концу моста…

* * *

Бой за Линькоу завязался в полдень и продолжался почти сутки. Воспользовавшись тем, что Восемьдесят шестая дивизия вырвалась далеко вперед, генерал Сато решил срезать этот клин и двинул на фланги два полка резервистов латифундий[27]. В ночь к Линькоу подошли части дивизии «Надежда империи» и два танковых полка.

Чувствуя свое превосходство, японцы вяло вели обстрел, словно чего-то выжидая. А тем временем подоспела переправившаяся по отремонтированному мосту артиллерия и с ходу вступила в бой. После мощного артиллерийского налета поднялись бойцы Восемьдесят шестой дивизии и довершили разгром японской группировки.

Командир Восемьдесят шестой дивизии, по докладу офицеров, представил Командующему армией майора Рощина и Федорчука к ордену Отечественной Войны.

В штаб генерал Савельев возвратился только на второй день. Георгий Владимирович был не то чтобы пыльный или испачканный, а черный. Но запавшие глаза поблескивали удовлетворенно.

— Зарвались? — испытывающе глядя на него, проговорил член Военного Совета.

— Ну и генерал Сато сплоховал, — с неловкой усмешкой отозвался Георгий Владимирович, стаскивая пыльный китель. — Ему бы с ходу бросить «Надежду империи» на фланги Восемьдесят шестой дивизии и хорошенько проучить, а он решил дождаться утра. Утром ему и всыпали! Артиллерия ко времени подошла. Наломали бы нам бока без нее…

— Это заслуга артиллеристов, — ответил Смолянинов.

— Майора Рощина и старшину Федорчука комдив Восемьдесят шестой представил к награде, — вспомнил Савельев.

— Против Федорчука не возражаю, с Рощиным подождем, — возразил член Военного Совета.

Командующий высоко поднял брови.

— В парткомиссию поступило заявление от полковника Мурманского: взял его под конвой.

— Как под конвой? За что? Где взялся Мурманский? — удивился генерал Савельев.

— Он в резервном батальоне, назначен комендантом Лишучженьского маршрута. У него с Рощиным вышла какая-то размолвка из-за моста, майор, недолго думая, — его под конвой. Объяснения пока не читал. Завтра буду разбираться…

— Не верю я, чтобы Рощин набедокурил: вспыльчив, горяч, — но рассудителен, — отозвался Георгий Владимирович. — И при том исполнительный.

— Здесь есть ванна, душ, — подсказал Смолянинов. — Иди освежись и поговорим о Муданьцзяне.

— Начальник штаба не докладывал тебе плановую таблицу боя? — забирая полотенце,