— Думал, потом доложу, — отозвался Виктор Борисович. — Как ты смотришь на то, чтобы предложить генералу Сато вывести войска из Муданьцзяна и обещать до времени не вводить свои?

— По-моему, тщетная попытка, — ответил Савельев. — Это же его твердыня: каждый дом — бастион.

— Понимаешь, Георгий, — задумчиво снова заговорил Виктор Борисович. — Мы должны испытать все, чтобы избавить население от бедствия, а город от разрушения. В городе сто тысяч человек! Сто тысяч!

— Да, но предприятие несколько необычное… Попытайся! Посоветуйся с членом Военного Совета фронта…

— Старший лейтенант Любимов обратился ко мне с просьбой отправиться в Муданьцзян на разведку, — проговорил Смолянинов, внимательно следя за командующим. — Он когда-то жил и учился там, хорошо знает город.

— Это, пожалуй, лучше, чем первое, — медленно отозвался Георгий Владимирович. — Знать, что делает господин Сато, хотя бы частично, это… Будешь у члена Военного Совета фронта — предложь, — заключил он.

Смолянинов все так же пристально смотрел на командующего. Но ни тени раздумья не заметил на его лице. «Что он не знает ничего о Зинаиде? — подумал Виктор Борисович, чувствуя какую-то неловкость. — Или немилость к ее выбору?»

4

Майор Танака не только никаких танков и самолетов не направил в Новоселовку, но даже счел нецелесообразным упоминать о них в штабе жандармского управления.

Добравшись в Муданьцзян, майор предстал перед своим начальником, доложил о своих «доблестных подвигах» и отбыл в госпиталь. Но уже на второй день он снова появился в штабе отряда.

За эти дни майор до некоторой степени уловил темп движения событий и не был уверен, что через день-другой русские не появятся на подступах к Муданьцзяну. В этом случае жандармский отряд постарается обезопасить страждущих верноподданных. Жизнь же в потустороннем мире не прельщала Танака. Никого не удивило его появление и в штабе. Уже через час майора вызвал начальник общего отдела. Положив перед ним лист, предложил ознакомиться.

«Оперативный приказ Муданьцзянской жандармерии, — бегло читал майор, стараясь поскорее узнать уготованное ему судьбою испытание. — Жандармский отряд обеспечивает частью своих сил особые диверсии… Майору Танака во главе тридцати жандармов (поименованных в приложении) немедленно выехать в Мулин, поступить в распоряжение подполковника медицинской службы Ниси из филиала Шестьсот семьдесят третьего отряда Исии. В остальных вопросах руководствоваться его указаниями…»

Задание не представляло особого труда: майор со своей группой уничтожил двадцать шесть арестованных, вольнонаемных служащих Мулинского гарнизона, располагавших некоторыми секретными сведениями, разогнал по окрестности шестьдесят зараженных сапом лошадей и провел опрыскивание какой-то жидкостью продовольственных складов. В Муданьцзян Танака возвратился в тот же день, имея на руках заключение подполковника Ниси: «На основании оперативного приказа в мое распоряжение была послана особая группа, которая во главе с начальником ревностно и активно выполнила все мои указания».

На второй день советские войска захватили Мулин. К вечеру в отряде появился ефрейтор Фусано и доложил, что продовольственные склады русские попросту сожгли, а оставленная для мелких диверсий группа унтер-офицера Кои выловлена… Выловлена новоселовским музыкантом, который стал русским офицером.

Опасаясь, что это сообщение может получить широкую огласку, майор немедленно отправил ефрейтора Фусано на передовые позиции в отряд подвижных заградителей.

13 августа в Муданьцзян прибыл генерал Хасимото, имея особые полномочия главнокомандующего. После отъезда принца Такеда в августейшую резиденцию генерал Ямада возложил на Хасимото руководство бактериологическими отрядами и их филиалами. По должному оценив разрешенное только с высочайшей санкции новое назначение, Хасимото с присущей ему энергией отдался службе. Но уже после первого знакомства с бактериологическими частями генерал с сожалением должен был отметить в их размещении отсутствие здравого военного предвидения. Безумное стремление превратить отряды в тактическое оружие удара по России привело к тому, что все войсковые бактериологические филиалы были размещены в непосредственной близости к границе. То, что казалось на первый взгляд несомненным преимуществом, на самом деле явилось роковым военным просчетом, лишившим Квантунскую армию сильного оружия дальнего и длительного действия.

Эта слепая предвзятость (Хасимото даже не знал, кого в ней винить: императорскую ставку? Умедзу? Его штаб?) привела к тому, что тысячи килограммов бактерий чумы, сибирской язвы, холеры, тифа, которыми можно было убить миллионы людей, нельзя было использовать. Уже на второй день войны, уничтожая «тайну из тайн», пришлось сжечь филиалы Пятой армии в Линькоу, Суньу, Хайдаре.

Вообще стремительность событии подавляла военную инициативу армейского командования. Войска продолжали отступать. Первый фронт генерал-лейтенанта Кита Сейтти оставил Хулинь, Дунань, Линькоу. Сорок четвертая отдельная армия генерала Хонго отошла к станциям Мергень и Бухэду. Третий фронт Усироюу Сцюи ведет кровопролитные бои уже в оперативной глубине. Калгано-Сюйюаньская смешанная группа, состоявшая из малоустойчивых войск монгольского князя Де-Вена и гвардия императора Пу И по сути были уже разгромлены.

В Северном и Центральном Китае перешли в наступление коммунистические войска генерала Чжу Дэ.

Из Японии доходили также тревожные слухи. Императорской ставке, стало известно о подготовке американцами операции «Олимпик»: высадке десанта на острове Кюсю. Это, несомненно, было связано с успехом русских. Еще неделю тому назад союзники склонны были довольствоваться победой через два-три года. Теперь они спешно перекраивали свои планы. Обеспокоенный судьбой империи государь все больше склонялся к принятию условий капитуляции.

Хасимото передал приказ командующего генералу Сато «превратить Муданьцзян в бастион неприступности» и предложил ему к полуночи представить план операции.

Вслед за этим генерал в сопровождении начальника жандармского отдела выехал в Хайлин, где размещался бактериологический филиал Шестьсот сорок три.

Предупрежденный шифротелеграммой генерала Исии, начальник филиала выглядел оторопело, на вопросы отвечал невпопад, часто икая и кланяясь. Это раздражало Хасимото.

— Что имеется в складах? — недовольно уточнял он, не получив полного доклада от начальника.

— Сырье для бактериальной питательной среды… ик… семьдесят пять тонн ментола, огара и мясного экстракта… ик…

Генерал недовольно поморщился.

— Филиал со всеми находящимися в нем материалами, оборудованием и документами сжечь! — резко приказал Хасимото. — Исключение составляют: список личного состава, коды и блохи, которые передать в жандармский отдел для отправки в Харбин. Личному составу под вашей командой немедленно выступить на позиции в районе станции Модаоши. — Понизив голос, генерал добавил: — Предварительно всем выдать цианистый калий. При окружении или пленении совершить коллективное самоубийство.

Начальник филиала выслушал приказ молча. Икота усилилась, по его лицу скользнул ужас.

— У меня здесь восемь тысяч грызунов, — загробным голосом прохрипел он.

— Каких грызунов? — сразу даже не понял Хасимото.

— Крыс, мышей.

— Всех выпустить.

— Но они содержались впроголодь и сейчас очень, опасны для населения и животных! — ужаснулся начальник филиала.

Хасимото молчал. Он сузил, почти закрыл глаза, в них сверкнул холодный