— Не надо.

Мы вышли на улицу — вроде бы вместе, но каждый сам по себе. Осмотрелись, встав на дороге. Было тихо как в деревне: лишь галки гомонили, вороны вскрикивали, да тренькали синички. Голые деревья, в основном сливы и яблони, липы и клёны, словно специально растопырили темные сучья, чтобы скрыть от нас происходящее в городе. Было видно только, как по небу в западной стороне стелется полосой черный дым.

— Может нам всё снится? — тихо пробормотал я.

Надо было возвращаться, но мы как ждали чего-то. Это потом Димка объяснил, что он свое «нутряное чутье» слушал, понять пытался, что его тревожит, себя проверял. Не знаю, сколько бы еще мы вот так простояли, если бы не визг, раздавшийся в доме, — его было слышно даже на улице.

Вмиг обо всем позабыв, мы ринулись назад: насквозь, от ворот к двери, проскочили гараж, рванули через лужайку, взлетели на крыльцо, ввалились в прихожую.

Визг уже прекратился. Мы сразу же бросились в зал с камином, почему-то уверенные, что кричала либо Таня, либо Оля. Но девчонки, испуганно на нас глядя, показали наверх.

— Сидите тут! — рявкнул Димка.

Пять секунд — и мы на втором этаже. В маленьком холле никого. Первая комната открыта, там пусто. Другая комната — где мы оставили Минтая и Катю — заперта.

Димка, не раздумывая, вышиб хлипкую дверь ногой, прыгнул в проем. Я был не столь решителен, но бросать товарища не собирался и перешагнул порог, готовый к чему угодно.

Но только не к тому, что увидел.

В комнате было сумрачно. Из всей мебели я успел заметить лишь кровать с горой подушек и одеял. На кровати стоял голый Минтай с тапком в правой руке. Обернувшаяся простыней Катя топталась на полу среди ароматических свечек и ныла, словно у нее болел зуб.

Минтай угрюмо посмотрел на нас, прикрылся тапком и сказал:

— Паук.

Я выругался как никогда прежде не ругался.

— Ты убил его? — простонала Катя.

— Он, кажется, в кровать упал, — уныло сообщил Минтай.

— Ну вы даете, — выдохнул Димка. И, пятясь, меня за собой утаскивая, повторил с еще большим чувством:

— Ну вы, блин, даёте! — Он, кажется, был восхищен.

Мы спустились в холл, где разогревшийся чугунный камин дышал приятным сухим теплом, и успокоили девушек, избегая подробностей. Я старался не смотреть на Олю, но почему-то из-за этого ощущал себя сволочью и предателем. Подсев к Тане, я негромко поинтересовался, как она себя чувствует. Таня, покашливая, сказала, что ей гораздо лучше. Отвечала она очень тихо и при этом как-то нехорошо косилась на Димку, будто боялась, что он услышит, — и я заподозрил, что она давно уже всё поняла.

— Не переживай, — сказал я. — Ты поправишься.

Кажется, у меня не получилось произнести это искренне…

Минтай и Катя присоединились к нам минут через пять. Мы не ждали их так скоро, и Димка не удержался, съехидничал:

— Вас паук выгнал, да?

Минтай, не обращая на нас внимания, прошелся по комнате: в каждое окно заглянул, задернул шторы, зачем-то пощелкал выключателями, пару стульев к стенке подвинул, полено в камин бросил.

— Когда за оружием пойдем, Юрьич? — спросил Димка.

Минтай буркнул что-то — никто не расслышал, что именно.

— Отстаньте от него, — сказала Катя. — Он вас приютил, а вы всё недовольны чем-то.

— Ну нифига себе, — Димка присвистнул даже. — Вообще-то, это мы вас сюда доставили.

— А мы вас из машины вытащили, — ответила Катя. — Будем считаться, кто кому больше должен?

— Да твой хахаль даже паука прибить не может! — Димка ощерился, и мне показалось, что сейчас он высунет язык и начнет по-детски дразниться: «бе-бе-бе».

Таня вдруг засмеялась.

Я недоуменно посмотрел на нее — она содрогалась, сдерживая рвущийся толчками смех, задыхалась, давилась. Лицо её покраснело, глаза закатились, крупные бисеринки пота выступили на лбу и щеках, на тонкой шее вздулись вены, на обкусанных потрескавшихся губах розовая слюна пузырилась — Тане было очень смешно, она буквально умирала от смеха.

Или…

Я схватил её за плечи, даже через одежду почувствовал, какая она горячая, ощутил, как её трясет всю. Мне стало страшно. И остальные тоже перепугались — я видел их омертвевшие лица и стеклянные глаза.

И вдруг Таня успокоилась. Она еще дрожала и покашливала — будто хныкала. Глаза её обильно слезились, из носа текло. Но она уже справилась с приступом, преодолела слабость, подобралась, попыталась высвободиться из моих объятий.

Я отпустил её. Она отстранилась, отвернулась от нас всех, рукавом утираясь, в какую-то тряпицу высмаркиваясь — я тут же вспомнил шарф Карпа.

— Черт возьми, — едва слышно пробормотал Димка.

Кажется, мы все перестали дышать.

— Черт возьми, — повторил Димка и повернулся ко мне. — Мы же ворота не закрыли. Гараж нараспашку оставили!

Он крикнул еще что-то, но я уже не разобрал его слов: Димка на тот момент был в прихожей. Он даже обуваться не стал — выпрыгнул на улицу как был, в одних дырявых носках.

Я быстро глянул на Олю, на Таню и, не придумав, что им сказать, махнул рукой и бросился за Димкой.

Мы опоздали — одно существо, воспользовавшись открытым гаражом, успело проникнуть на внутренную территорию. Мы увидели его сразу — оно сидело у задней двери гаража, будто сторожило выход, и улыбалось нам слюнявой зубастой пастью.

Мы остановились в пяти метрах от него.

Димка поднял «Осу». И опустил.

Я свой топорик опускать не собирался.

— Это тот самый, как думаешь? — тихонько спросил Димка.

— Похож, — ответил я и чуть сдвинулся в сторону.

Грязный мокрый доберман наклонил голову и внимательно на меня посмотрел. Кажется,